Дом, которого нет

Хорошилова Светлана

– Лида! Лид!

Она резко очнулась. Стас стоял перед ней, возбуждённый, всполошенный, заведённый. Муж тащил её вверх за плечи, что-то кричал, радовался, Лида почувствовала, как оторвалась от опоры под ногами и повисла в его огромных руках.

– Лидуня, я сделал это, я создал, я – гений! – Он потащил её на утоптанное место возле машины. – Потанцуй со мной! – Попытка вальсировать не увенчалась успехом, оба завалились в сугроб, перепачкались в снегу с ног до головы.

– Сумасшедший… – засмеялась она. – Какой же ты сумасшедший!

– И пой!

– Что петь?

– Да что угодно! «О боже какой мужчина» – про меня пой! Ты знаешь кто твой муж? – Стас начал

её трясти за плечи. – Твой муж – великий человек! Если бы ты видела какая у них луна… У нас… ну что это за луна, – махнул он рукой, – жалкий серп за облачной пеленой. Вот у них действительно – Луна, кратеры разглядеть можно. Ты думаешь вокруг здесь всегда были дома? Ничего подобного! Там впереди сплошное пустое поле, заросли только кое-где. А там… – Стас потащил её на дорогу через узкий проём упирающейся в сугроб калитки. – Вон там пятачка не было! Канарейкины там не жили! Там было открытое пространство с бурьяном, со всех сторон окружённое посадками или орешника, или тёрна – это потом всё трактора укатали, оставили только кучки посадок кое-где… – Он развернулся лицом к воротам. – Соседи – там есть и там есть, – показал вправо и влево. – Домики деревянные, древесина ничем не крашенная, не то, что сейчас срубы – рыжие да бордовые. – Снова притащил её за руку во двор, запыхался, присел на скамью, облокотился рукой о колено, начал показывать дальше. – Вон там у них заборчик-развалюшка, сараи позади нашего дома получаются, сюда, к нам выходит единственное оконце. Соседние дома примерно одинаковые, не то, что сейчас. Как жалко, что я не взял камеру – заснять эту всю красоту, побоялся, что посторонние устройства могут отрицательно повлиять на ход эксперимента.

– Стас, Стас, ты слышишь меня? – Лида ухватила его за болтающиеся уши меховой шапки. Он замолчал. – Ты просто гений, Стас! Ты – сумасшедший гений! Ты – великий гений! Прости меня, прости, что до последнего не верила в тебя! Я ошибалась…

Муж продолжал выравнивать дыхание, сегодня он истощил последний запас энергии, ему понадобится передышка. Лёгкий ветерок взвил с плоских поверхностей снежные искры и понёс по своей траектории, снова роняя. В сумерках мелкие детали блекли, в углах, скрытых от источников света, сгустилась тьма. Кураев поднял на свет уставшее лицо, взгляд его обежал по сторонам, затем он произнёс:

– Что-то холодно стало резко, или я не замечал?

– Всё, хватит на сегодня, пойдём отдыхать! – Лидия повела его внутрь. – Тебя там никто не засёк? Снег жутко скрипучий, предательский…

– Я там, конечно, наследил… – Он позволил ей снять с себя верхнюю одежду. – А сапоги у меня с современными протекторами и надписью на подошвах английскими буквами китайского производства. Ой, дура-а-ак… – Он остановился в испуге.

– К утру всё снегом заметёт, – попыталась обнадёжить Лидия.

– Радость моя, это здесь пурга гуляет, там – сплошное затишье. Во будет людям сюрприз – анчутка бродил по окресностям…

– Анчутка – не самая худшая версия, могут подумать – диверсант из английской разведки приземлился с парашютом неподалёку. Вот мои старушки переполошатся…

Кураев тяжело вздохнул, сидя на стуле в размышлении возле остывающего блока, он приложил к нему ладонь, будто проверял степень затраченной мощности, снова огляделся по сторонам.

– Ну что, вернутся с веником, всё замести?

– Сиди! – испугалась она, прекрасно понимая – второго такого эмоционального потрясения в один день она больше не выдержит.

Он ещё долго ворочался под уютное расслабленное сопение жены, сравнимое с медитацией: с плеском волн, с шелестом деревьев от внезапного порыва ветра, с шумом

морского прибоя, бьющегося о скалы… Погружению в сон препятствовали навязчивые видения, мелькающие перед закрытыми глазами, сродни повторяющимся слайдам – маленькая избёнка под гигантской луной: вид сзади, вид сбоку, вид спереди, оставшаяся в прошлом, как обманчивое звёздное небо, что открывается нашему взору – по большей части этих звёзд давно не существует, вместо них мерцают новые, заново сформировавшиеся, молодые, свет которых никто никогда не увидит, даже самые последние потомки на Земле. С открыванием глаз изба исчезала, появлялся проём незадёрнутого окна с очертаниями фикуса и пальмы на подоконнике – иллюзии тропиков на фоне белой скопившейся снежной массы за нижней частью стекла, похожей на пески в пустыне. Пальма постепенно блекла, блекла луна, светлый прямоугольный проём таял в облаке сновидений, блекла изба…

На следующий день часы бодрствования семейства Кураевых продолжали не совпадать: Лидия вовсю занималась по дому, тогда как Стас, укрытый с головой одеялом, блуждал в дебрях беспробудного глубокого сна. В доме появился порядок за исключением бедлама в границах заваленной тахты, и компьютерного стола с полками, на коих создавалось немыслимое; каждый валяющийся без дела винт мог оказаться жизненно важным в процессе переноса материального объекта из одного пространства в другое.

Аромат свежего супа с фрикадельками разлетелся по всем комнатам, остатки прокисшего рассольника были спущены в канализацию. Лидия протёрла холодильник от плесков – её слишком занятый муж черпал половником суп прямо внутри камеры, цепляя им по пути полки и стенки, шлёпая варёными огурцами прямо на стекло.

– Ещё одну неделю мы будем работать на дистанционке – московское начальство звонило, – оповестила она за обедом.

– Я только этому рад.

– Чего же тут радостного? Наверняка выйдет меньше по зарплате. Как мне надоели эти карантины, изоляции, меня угнетает эта безвылазность, да ещё зима… Я гулять хочу среди людей, ходить в кино, на концерты, ездить в путешествия… Это тебе комфортно годами сидеть в одном и том же углу, не нуждаться в общении с людьми, а мне светит депрессия. Будем с тобой сидеть напару, как бирюки… – Лидия уставилась в окно, сосредоточив взгляд на ежедневной заставке в виде глухого серого забора.

– Бирюк – это одиночка, – пояснил Стас. – Сказать «мы с тобой – бирюки» то же самое, как, например, сказать «полчище отшельников», или «стая одиноких волков». Тем более, я думаю, скучать тебе не придётся, для тебя есть задание: собрать какие-нибудь гостинцы, может лекарства, одежду, детское питание… Хочу познакомиться с твоими историческими родственниками, оказать им помощь, накормить детей. Как ты вчера сказала: «я – муж вашей правнучки»?

Рот её надолго зафиксировался в открытом положении. Она заговорила не сразу:

– Ну уж нет! Мне вчерашнего хватило вот так, – она провела рукой поперёк горла. – Ты думаешь, раз сделал открытие, то теперь можно шастать туда-сюда, щеголять там, подарки раздавать… Изучение жизни предков – это тебе не увеселительная прогулка!

Стас закивал головой – этот жест означал полное несогласие.

– Вчера было тоже самое, – произнёс он ворчливо, оглядываясь по сторонам и продолжая качать головой, как японская фарфоровая статуэтка, – не запускай, не ходи, не суйся, без Вишнякова даже не пробуй… Будто от Вишнякова зависит качество нажатия кнопки. Ты видела сама: я переправился осторожно, глубокой ночью… И ничего я там не щеголял, просто аккуратно заглянул в тот мир, приоткрыв занавеску – заглянул, осмотрелся вокруг и закрыл обратно.