Дом на горе
Шрифт:
Питер пристально наблюдал за Крамером, пока тот пил кофе и возвращался на свое место. Первое впечатление о нем не изменилось. Чувствовалась железная воля. И в то же время Питер не мог совместить Крамера с его чудовищным рассказом. На ум пришло нужное слово - разборчивый. Разборчивость Крамера не оставляла сомнений в том, что он не имеет ничего общего с бессмысленной жестокостью, насыщавшей его рассказ. И все же он входил в банду и являлся ее мозговым центром.
Питер взглянул на руки Крамера, поглаживающие ружье. Чистая кожа, ухоженные ногти. Рыжеволосая Труди, легко доступная каждому
Крамер засмеялся.
– Пытаешься понять, что я за птица, старичок?
– Разве на моем месте вы поступили бы иначе?
Улыбка сползла с лица Крамера.
– Желание познать людей и привело меня в "Причуду" Тьюзди. Прелестное название для этих катакомб, не так ли? Старик всю жизнь боролся за личную свободу, не шел на компромиссы, никого ни о чем не просил, разве что не совать нос в чужие дела. Первый раз он решил кому-то помочь и попал впросак. Ему не надо ничего, кроме свободы, и мне нужна свобода, и парням, и Труди, и тебе с Эмили, и этой девушке из города. Все мы хотим быть свободными. Но тут есть подвох.
– О?
– Свободу мы понимаем по-разному.
– Мы хотим жить, как нам хочется.
– Любой ценой, - продолжил Крамер.
– Но мир жаждет видеть нас муравьями. Или ты будешь, как все, или...
– Вы бежите, потому что не хотите становиться муравьем?
– Какая вам разница, почему я бегу?
– Есть разница, - ответил Питер.
– Если однажды вас заставили бежать, не исключено, что это может повториться.
Крамер кивнул, словно слова Питера ему понравились.
– Мудро. Но помни, старичок, волноваться тебе надо не только из-за меня. Я кое-как держу их, но один неверный шаг, и они вцепятся тебе в горло. Ты знаешь, почему я бегу? Потому что мне, как и тебе, нравится отыскивать причины, побуждающие людей к действиям.
– Я стараюсь отыскать путь к спасению собственной жизни, - возразил Питер.
– А я пытался найти возможность сделать сносной свою жизнь. Одно и то же.
– Что же случилось?
– спросил Питер.
– Я пожадничал.
– Деньги?
– Ты не так умен, как я ожидал, старичок. Я хотел стать богом!
Питер замер. Одно лишнее слово, и Крамер не скажет ему, возможно, самое важное из того, что он мог услышать. Он понял, что Крамер хочет выговориться, хотя бы для того, чтобы оправдаться перед самим собой. Должно быть, его замучила совесть из-за того, что произошло и продолжает происходить. Если сейчас разрушить чары, он может не заговорить вновь.
– Карл Крамер, выпускник тысяча девятьсот шестьдесят пятого года безымянного университета. Шел на диплом с отличием, специальность психология и социология. Удивил тебя, старичок?
– Отнюдь. Какой университет?
– Мой секрет. Нет смысла раскрываться. Информация - сила, это я понял еще в школе, старичок. Весь мир был моей лабораторией. Я мог пройтись по студенческому городку, положить руку на любое из тысяч плеч и найти того, кем я мог манипулировать, лепить так, как мне этого хотелось. Неудивительно, что я захотел стать богом.
– И вы попытались.
Крамер помрачнел.
–
– Но вы сдались?
– Он повесился на одной из стальных балок в университетском спортивном зале, - голос Крамера дрогнул.
– Почему?
Ему ответил невеселый смех. Питер затаил дыхание.
– Мы живем в век толпы. Массовое насилие. Массовые демонстрации. Одинокому волку сейчас очень непросто. Его могут просто затоптать, не заметив. В наше время никто и не думает, за что борется. Черные хотят стать белыми. Белые хотят остаться белыми и в ужасе от того, что их будет меньше, если начнут считать черных. Но они несут чушь, старичок. Они твердят о добре и зле. Когда люди наконец достигнут вершины, они объявят вне закона различия между правдой и кривдой, добродетелью и грехом. Они перестанут быть конформистами, потому что им будет нечего примирять.
– Ваш приятель повесился, - напомнил Питер.
– Идиот. Я думал, он понимает, к чему мы стремимся. Но в конце концов выяснилось, что его интересовал только я. Меня чуть не вырвало от отвращения, и я сказал ему об этом. А он повесился.
– И вы убежали?
– Он оставил записку. Надо мной все смеялись. Они поверили, во что хотели верить, и посчитали меня таким же, как мой друг. И я убежал, чтобы найти место и время обдумать все заново. Тогда-то я столкнулся с нашими приятелями. Поначалу их компания показалась мне забавной. Они скрывались от полиции. Они учились премудростям ночной жизни. А потом эта бессмысленная резня на ферме, - рот Крамера дернулся.
– Проливать кровь ради собственного удовольствия. Это даже возбуждало. На какое-то время. Им пришлось искать укрытия, и я поневоле стал их лидером. Я соображал лучше их.
– Это естественно.
– Мы набрели на этот сарай, идеальное убежище. И остались здесь.
Крамер достал еще одну сигарету, закурил.
– Пока Тьюзди служит нам, кормит и прикрывает нас, мы все нужны друг другу. Кто-то из нас должен бодрствовать, пока спят остальные. Мы должны держаться вместе, чтобы у Тьюзди не возникло мысли напасть на кого-то одного в уверенности, что ему не придут на помощь. Но, когда мы уйдем...
– Оставив трупы ваших пленников, - вставил Питер.
– Да, убив вас, мы разделимся и пойдем каждый своей дорогой. Я думаю, мне удастся спастись. Им - нет, но они этого еще не знают, - Крамер покачал головой, словно не мог поверить в то, что ему стало известно.
– Это безумие, старичок. Тьюзди понимает, что его ждет. Но для него лучше прожить еще несколько дней, неделю, чуть дольше, но не нарушать этого хрупкого равновесия. Он, конечно, прав. Надеяться вам не на что. Но трудно осознать такое яростное желание жить.
– Всегда остается вероятность того, что вы просчитаетесь.