Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры
Шрифт:
— В прошлом месяце, когда она навещала родителей, ее мать с отцом заметили, что у нее глаза искрятся и она чуть ли не летает на крыльях, чего не было уже много лет. О причине перемены даже спрашивать не пришлось, так часто она повторяла имя «Патрик»: Патрик то, Патрик се, Патрик сказал. Но это еще не все. Вчера в городе я встретил Цисси Фишер, и та сказала, что ты стал в их доме частым гостем. А еще намекнула, что по ночам по дому кто-то бродит и ты спишь так, что простыни почему-то не мнутся. Так что признавайся, мой юный друг. Тебе есть что сказать?
Про несмятые простыни Чарльз приврал, но ему удалось ошарашить Финнегана и лишить дара речи.
— Я… я… — пробормотал тот.
— Надеюсь, ты планируешь на ней жениться?
— Э-э-э… я… да, безусловно, если она захочет, —
— Захочет, не сомневайся, спорю на свои сапоги, — решительно заверил его Чарльз.
— Надеюсь, ты прав, — выпалил Финнеган.
Сам он принял решение еще неделю назад, но не спешил сказать об этом Луизе: хотел подождать возвращения Джеймса и Элис. Уже несколько недель и даже месяцев он догадывался, что влюблен. Никогда еще Патрик не встречал женщину, чье отношение к жизни так совпадало бы с его собственным, а опыт общения с женщинами у него был большой. Впервые ему попалась девушка с такой же страстной, как у него, натурой, и таким же сильным характером. Она не стеснялась выражать свои желания; ее приземленное, грубоватое чувство юмора не уступало, а порой и превосходило его собственное, но этим ее достоинства не ограничивались. Пылкость уравновешивалась в ней заботливостью, сила — лаской. Впервые в жизни Патрик Финнеган влюбился по-настоящему. Подтверждением служило то, что ему совсем не хотелось расставаться с Луизой, а следующей встречи он ждал с огромным нетерпением.
* * *
Несколько недель Конни не знала, переживет ли Майкл страшную пневмонию. В конце концов в болезни наступил перелом, но она сильно его подкосила. На стадии выздоровления врач посоветовал переменить климат.
— Воздух в Западном райдинге слишком сырой, дым фабричных труб также не способствует выздоровлению. Увезите его, — посоветовал врач. — Не слишком далеко: далекие путешествия ему тоже противопоказаны. Увезите его на море, пусть подышит свежим чистым морским воздухом. У вас же есть родственники на побережье?
— Моя мать живет в Скарборо, — ответила Конни.
— Идеально, — обрадовался врач. — В Скарборо прекрасный климат: прохладно, но не слишком холодно, как раз то, что сейчас нужно Майклу. А домашняя пища укрепит его силы. То, что доктор прописал, — с улыбкой добавил он.
Их прибытию на курорт обрадовались все. Рэйчел и Ханна были в восторге от того, что все семейство Хэйгов поселилось у них. В доме на мысе Полумесяц вновь смеялись и играли дети. Марк и его новая подруга Дженнифер были на седьмом небе от счастья, и даже слуги радовались гостям.
Как предсказывал врач, морской воздух и сытная здоровая пища благотворно повлияли на самочувствие Майкла, и тот постепенно пошел на поправку. Закончился август, начался сентябрь, и Майкл стал поговаривать о возвращении на работу. Но Конни даже слушать не желала об этом.
* * *
В окрестностях Брэдфорда, в высоких пустошах над Куинсбери, близ трактира «Рэггалдз-Инн» есть перекресток. Там, как ветер разыграется, он завывает волком, а в близлежащих долинах тишь да гладь. А в непогоду здесь дождь из-за ветра льет горизонтально, словно не желая опускаться на землю. Дорога в этом месте опасная для автомобилистов, даже если те не заходили в трактир пропустить по маленькой.
В ранние утренние часы из трактира вышел гуляка. По закону в такой час заведения, продающие алкоголь, должны были закрываться, но в столь удаленном месте законы толковались свободно. Пьяный приехал в трактир накануне вечером, а теперь сел в машину, намереваясь вернуться в Брэдфорд. Он был не в состоянии вести автомобиль, но шел сильный дождь, и идти пешком он тоже не мог.
Когда он выехал с парковки на дорогу, дождь на пустоши лил сплошным потоком, и один короткий стеклоочиститель не мог справиться с таким напором воды. Довольно мощный для того времени автомобиль разогнался до сорока пяти миль в час но, достигнув перекрестка, резко остановился. Он остановился, потому что капот машины ударился о низкую каменную стену,
Прошло два часа, прежде чем подняли тревогу, но водитель умер мгновенно, так что ему бы все равно не успели бы помочь.
К вечеру все местные газеты трубили о страшной аварии. Кларенс Баркер прочитал заметку практически без интереса. Личность погибшего пока не обнародовали; полицейские, видимо, хотела сначала оповестить родственников. Кларенс перешел к другим новостям; ему хватало своих проблем.
Вскоре после увольнения Чарли Бинкса с химического завода Кларенс получил письмо от адвоката. В нем говорилось, что завод больше не имеет права производить краски по патентам, зарегистрированным на имя Чарли. В письме перечислялись виды красок; Кларенс навел справки и с яростью выяснил, что заводу теперь нечего производить. От него осталось одно название.
Это событие оказало торговцам «ХАК» медвежью услугу. Почти все клиенты фирмы привыкли покупать краски завода «Аутлейн». И когда склады опустели — а это случилось очень быстро, — клиенты были вынуждены обратиться к другим поставщикам. Многие ушли в «Спрингз-Хемикал», новую ветвь «Уокер, Пирсон, Фостер и Доббс». Другие разозлились, что их подвели, и отменили крупные заказы на поставки шерсти. Были и те, кто пока остался, но на будущее решил обращаться в «Уокер, Пирсон, Фостер и Доббс».
Кларенс злился, злился и боялся. Все, ради чего он работал, плел интриги и заговоры, манипулировал и подсиживал, ускользало от него именно тогда, когда он достиг своей цели, и он не знал, как исправить ситуацию. Без доходов от химического завода прибыль компании неизбежно должна была уменьшиться. Показатели шерстеобрабатывающего завода в последнее время оставляли желать лучшего, так как Кларенс тянул из завода деньги, чтобы платить вымогателю. В отчаянии он выписал сам себе чек, чтобы наскрести денег на последний платеж. Другого выхода не было, и в глубине души Кларенс понимал, что это начало конца и, если не случится чудо, вскоре он все потеряет.
* * *
Доктор Ричард Миллер наблюдал за Рэйчел, переходившей от пациента к пациенту. Он проработал в больнице больше года, когда ему представили сестру Каугилл. Она пришла на место коллеги, вышедшей в декрет. Это было десять месяцев назад. Миллер сразу же проникся к новой медсестре симпатией, и со временем это чувство лишь усилилось. К сожалению, Рэйчел не подавала никаких ответных знаков. Неизменно вежливая, дружелюбная, веселая и усердная, она вела себя с ним чисто профессионально. Когда же Ричард пытался перевести разговор на личные темы, спокойно, но твердо возвращалась к медицинским вопросам. Ее отказ был мягким, но все равно обидным.
Из больничных слухов Ричард узнал, что Рэйчел овдовела во время войны и у нее был маленький сын. Ни то ни другое его не смущало, тем более что поговаривали, что она — богатая наследница. Ричард вздохнул, зная, что разрешить эту ситуацию сможет лишь судьба. В судьбу он верил. Судьба помогла ему выжить на войне, пока вокруг люди погибали тысячами.
Глава сороковая
Во время отлива вода обнажила гладкий и ровный песчаный берег. Маленький мальчик уверенно вышел на середину пляжа и установил крикетные воротца — подарок на день рождения. Две женщины снисходительно наблюдали, как он аккуратно отмеряет шагами расстояние, которое, по его мнению, составляло двадцать два ярда. Он протянул мяч матери, а бабушке велел быть вратарем.