Дом на мысе Полумесяц. Книга вторая. Накануне грозы

Китсон Билл

Джошу стало совестно.

— Прости, пап. Я не хотел так себя вести. Просто у нас все было так хорошо… мы идеально подходили друг другу. Мне так казалось. Я-то думал, что встретил настоящую любовь, как у вас с мамой, а она взяла и порвала со мной без предупреждения и без объяснений. Просто ушла. Теперь все кончено, а я не понимаю почему. На письма она не отвечает, к телефону не подходит, дверь не открывает. Как будто все, что было между нами, ничего для нее не значило. Я обещаю исправиться, но не сердись, прошу; еще не хватало, чтобы вы на меня обижались.

Саймон обнял его, и Джош расплакался.

— Я знаю, что тебе нужно, сынок. Стаканчик пива или новая

подружка; она-то тебя утешит.

— Пап, — запротестовал Джош, ужаснувшись словам Саймона и рассмеявшись, несмотря на свою беду.

— Ну не зря же говорят: клин клином вышибают.

* * *

Примерно в то же время, когда Джошуа вернулся в Брэдфорд, у Джессики возникли неприятные подозрения. Она заметила, что в конце августа кое-что, что должно было случиться, не случилось. Джессика влюбилась в первый раз и забыла про обычные меры предосторожности. А через месяц поняла, что ей не повезло. Она забеременела от сводного брата. Нехотя, в смятении чувств и с путаницей в мыслях она вернулась в Йоркшир. Лондон был идеальным местом для тех, кто хотел спрятаться, но Джессика там никого не знала. В Брэдфорде она заперлась в квартире и просмотрела накопившуюся за время ее отсутствия корреспонденцию.

В расстроенных чувствах она прочла письма от Джоша, пронизанные обидой. Ему было больно, она это знала, но также знала, что никогда не сможет объяснить причину своих действий. Как ни странно, сильнее всего ее ранила последняя, самая короткая его записка, написанная всего несколько дней назад.

Теперь я понимаю, что между нами все кончено, хотя по-прежнему не знаю, чем я тебя обидел. Но я понял, что ты больше не хочешь меня видеть. Что ж, хорошо, не стану больше тебе досаждать. Ты больше никогда обо мне не услышишь. Джошуа.

На миг забыв о своих бедах, Джессика зарыдала.

— Ох, Джош, мой бедный, бедный дорогой Джош, — причитала она.

Ей понадобилось позвонить четырем подругам, прежде чем она раздобыла нужную информацию. Естественно, никто из девушек не поверил, что она спрашивала «для знакомой». Диктуя нужное имя и адрес, четвертая подруга проговорила:

— Ты не волнуйся, все будет хорошо; эта женщина о тебе позаботится. Пару лет назад она помогла моей знакомой; с тобой ничего не случится.

Джессика вспомнила, что пару лет назад у этой самой подруги был роман с женатым мужчиной намного ее старше, и, естественно, тоже не поверила, что речь о «знакомой».

Недалеко от центра Лидса располагались ряды переулочков, застроенных низкоэтажными, уродливыми и по большей части ветхими типовыми домами. Их построили в девятнадцатом веке как дешевое жилье для растущего числа рабочих близлежащих заводов тяжелой промышленности, и, хотя дома простояли не так долго, они обветшали настолько, что превратились в трущобы и были готовы пойти под снос.

Нужный Джессике дом был как раз одним из таких. Невзрачный и обшарпанный, как и другие, он напомнил ей убогий приют, куда ее вынужденно отправили всего несколько лет назад. Ожидая в коридоре, она проявила чудеса самообладания, чтобы не развернуться и не сбежать из этого гнетущего и противного места.

Встретившей ее женщине было около пятидесяти пяти лет, а ее платье и внешность полностью соответствовали окружающей обстановке. На ней были тапки с дырой, из которой выглядывал большой палец ноги. Чулки в затяжках гармошкой собрались на щиколотках. Поверх бесформенной твидовой юбки и грязно-серой блузки, некогда бывшей белой, красовался

фартук, сплошь покрытый пятнами. Волосы женщина убрала под платок, как у всех женщин в этом районе. Увидев гостью, она невесело улыбнулась, обнажив неровные, желтые от табака зубы. Удивительно, как ей удалось при этом не уронить свисавшую с нижней губы сигарету, наполовину состоявшую из пепла, который грозил упасть на истертый половичок на полу прихожей, добавив грязи к и без того толстому ее слою.

— Вы на девять утра? — спросила она сиплым грубым фальцетом.

— Да, я…

— Имени не называй, крошка, — прерывала ее женщина. — Твое мне знать ни к чему, и своего не скажу. Деньги принесла?

— Да, все здесь, как вы сказали. — Джессика порылась в сумочке и достала конверт.

Женщина выхватила конверт у нее из рук, открыла его и увидела стопку больших белых пятифунтовых банкнот. Она медленно их пересчитала, довольно покачивая головой. Пепел так и не упал. Свернув банкноты в трубочку, женщина отнюдь не эротичным движением задрала юбку и заткнула деньги за подвязку.

— Что ж, крошка, пойдем со мной и покончим с твоей бедой.

Она повернулась и заковыляла по коридору. Этот поворот тела стал последней каплей: полоска пепла отвалилась и, кружась, упала на пол, оставляя за собой серый след, как от сгоревшей кометы.

Медленно, на деревянных ногах, Джессика пошла за женщиной навстречу неминуемому.

А через четыре дня, заходя в лавку на своей улице, Джессика упала на тротуаре. Добрые люди отвезли ее в больницу; она была без сознания и истекала кровью. Осложнения после неудачного аборта были столь серьезными, что врачи долго не знали, выживет ли она.

Через четыре недели ей разрешили выписаться. Перед выпиской у нее состоялся весьма неудобный разговор с лечащим гинекологом.

— Что ж, девушка, — сурово сказал он, — вам очень повезло. Могли бы и умереть. Вам также повезло, что о случившемся не доложили в полицию. Полагаю, у вас была веская причина пойти на такое отчаянное дело. — Врач выставил ладонь, когда она попыталась объясниться. — Только ничего мне не рассказывайте; я не хочу знать. Боюсь, вам не повезло в одном. Мясник, который вам «помог», — уничтожающим тоном проговорил доктор, — причинил столько вреда вашим внутренним органам, что вы вряд ли когда-нибудь сможете иметь детей. Я мог бы потребовать сообщить имя и адрес того, кто совершил столь преступное действие, но, полагаю, вы будете молчать как рыба. Поэтому ступайте и впредь постарайтесь бережнее относиться к своему храму, телу, которое дано вам Господом. — Он коротко кивнул, показывая, что разговор окончен.

Пристыженная и обиженная, Джессика медленно повернулась и вышла из кабинета.

После выхода из больницы Джессика более двух месяцев просидела, запершись в квартире. Она не принимала гостей и не выходила, кроме как за самым необходимым, например за продуктами. Иногда по несколько дней подряд лежала в кровати и даже не одевалась. Ее обуревали ужасные скачки настроения, приводившие ее в недоумение; она не понимала, что ее организм по-прежнему думал, что она беременна. Постепенно ее здоровье шло на поправку, и Джессика начала задумываться о будущем. Ее отношение к жизни изменилось, и это приводило ее в растерянность. Похоже, необузданная, избалованная, богатая и беспечная девчонка, какой она прежде была, после случившегося куда-то делась. Она знала, что ей нужно новое направление в жизни, цель помимо бесконечной погони за удовольствиями. Единственная жажда, терзавшая ее теперь, была жаждой перемен; единственная тяга — тяга к новым горизонтам.