Дом на мысе Полумесяц. Книга вторая. Накануне грозы

Китсон Билл

Подельник ушел, и второй похититель поднялся наверх. Он не собирался все время выглядывать в окна, как его товарищ. Чего им беспокоиться? Никто не знал, что они засели в этом доме. И с убийством мальчишки он тянуть не хотел. Надоело изображать из себя няньку; да и какая разница, когда малец умрет, чуть раньше или чуть позже? Стоит ли ждать, когда его напарник вернется с деньгами?

Мужчина вошел в спальню. Мальчик лежал на широкой кровати с крепко связанными запястьями и щиколотками и той же повязкой на глазах, что они ему надели еще в доме Финнеганов.

Раньше похититель никого не убивал, но решил, что в этом

нет ничего сложного. Он вытянул руку с пистолетом и поразмыслил, далеко ли будет слышен выстрел.

Волнение нарастало, кровь зашумела в ушах, а потом похититель услышал позади какой-то звук. Для такого здоровяка он двигался проворно, обернулся и одним движением наставил пистолет.

На пороге спальни стояли двое. Первый выстрел преступника попал в цель; кровь брызнула из-за ворота рубашки полицейского. Пуля попала ниже ключицы. Похититель навел пистолет на второго человека, прицелился в живот, но почему-то не смог нажать на курок. Мозг приказывал пальцу повиноваться, но палец отчего-то ослабел. «Не связано ли это с внезапной болью в груди?» — подумал похититель. Последнее, что он увидел, прежде чем упасть и умереть, был дым, вырвавшийся из ствола револьвера Люка Фишера и безжалостные голубые глаза человека, который его убил.

* * *

В минуты уныния Люку Фишеру казалось, что отголоски давно затихших выстрелов будут вечно звучать в его ушах. Сначала все его внимание было занято испуганным маленьким мальчиком; он успокаивал Финлея, пока другие оказывали раненому Бродуиту первую помощь перед тем, как отвезти в больницу. После Люку пришлось отвечать на бесконечные вопросы полицейских, и времени задуматься о случившемся уже не было.

Второй похититель, забравший выкуп, заметил у дома полицейских и испугался. Ему удалось бежать, но через два дня его арестовали в отеле другого города. Деньги нашли — похититель успел потратить лишь несколько сотен фунтов. Финлей вернулся к семье; он все еще был напуган и травмирован произошедшим.

Люк Фишер снова стал героем. Финлей был дома, похитители больше ему не угрожали, и необходимость в секретности отпала. Когда известия дошли до репортеров, те сбежались к дому Финнеганов, как стая голодных динго. Хотя Патрик Финнеган строго наказал членам семьи не давать интервью, расследование смерти одного похитителя и суд над другим подбросили журналистам достаточно материала. На обоих слушаниях Люк и сержант Бродуит давали показания; читатели газет получили немало красочных подробностей.

Для двух семей — Финнеганов и Фишеров — Люк был уже не просто знаменитостью или обычным героем, он стал легендой. Многим юношам вскружило бы голову такое обожание, но Люк не наслаждался им; его оно смущало. Он убил человека при весьма неприятных и опасных обстоятельствах. Все хотели говорить с ним об этом, смакуя подробности. А Люку хотелось лишь жить своей жизнью и чтобы его оставили в покое.

Через две недели после перестрелки атмосфера в доме Финнеганов-Фишеров более-менее вернулась к нормальной, и Люк решил поговорить с дядей о работе в «Фишер-Спрингз». Дело было ранним вечером; они сидели на веранде с видом на реку.

— Куда спешить, — ответил Патрик, — давай поговорим, когда тебе исполнится восемнадцать.

Люк слегка покраснел, но ничего не ответил. Встал и пошел в дом. Луиза

взглянула на мужа; тот пожал плечами.

— А какое сегодня число? — спросила Луиза.

Патрик ответил.

— О боже! — в ужасе воскликнула она. — Сегодня у Люка день рождения, ему восемнадцать, а все об этом забыли! Мы думали только о Финлее и наших проблемах и даже не поздравили Люка с днем рождения. А мы стольким ему обязаны! Вот неблагодарные. — Мучимые угрызениями совести, они поспешили в дом исправлять ситуацию.

В следующий понедельник Люк начал работать в «Фишер-Спрингз», учиться бизнесу и его законам. Через четыре дня вернулся из командировки его брат Филип. Он ничего не знал о случившемся дома, но первая же газета сообщила ему все — с передовицы на него смотрело лицо брата. Шумиха, окружившая Люка в связи со спасением маленького Финлея, странно подействовала на Филипа. Тот понимал, что должен гордиться младшим братом, но вместо гордости испытывал обиду. Мало того, во многих газетных заметках припоминали пожар в доме Фишеров, и Филип, зная, что обязан Люку жизнью, чувствовал себя виноватым, что завидовал ему. А когда вернулся домой и обнаружил, что Люк теперь работает в «Фишер-Спрингз», обида и зависть всколыхнулись в нем с новой силой.

Не считая внешнего сходства, у братьев почти не было ничего общего. Филип отличался усердием, молчаливостью и осторожностью, граничившей с робостью, любил все планировать и действовать осмотрительно. Люк, напротив, был экстравертом, смелым и решительным; его было легко развеселить и трудно разозлить, и он отличался внутренней устойчивостью и непоколебимостью. Поскольку братья были полной противоположностью друг другу, смелость Люка, его решительная и деятельная натура раздражали Филипа, что привело к ряду стычек между ними. И хотя Люк был на шесть лет младше Филипа и должен был уважать его как младший брат старшего, слепое уважение противоречило его природе.

Патрик Финнеган однажды заметил:

— Иногда я чувствую себя судьей боксерского матча, который пытается разнять боксеров. Это нелегко; у Люка много хороших идей, но Филип упорно не хочет их замечать. Отрицает все, что придумано Люком. Беда в том, что я не могу во всем поддерживать Люка; тогда Фил будет думать, что я делаю это из благодарности, и обидится.

— Уверена, со временем они успокоятся, — спокойно отвечала Луиза.

Обычно Луиза Финнеган верно оценивала человеческое поведение, но в этот раз, увы, ошиблась.

Часть третья: 1935–1937

Посмотри, как застыл,

побелел тот влюбленный!

Это пляшет луна

над долиною мертвых.

В ночь теней и волков он застыл,

как они, стал он черным.