Дом на мысе Полумесяц. Книга вторая. Накануне грозы
Шрифт:
* * *
Тревога о будущем заставила наших героев решиться на поступки, которых они, возможно, и не совершили бы, если бы не угроза войны. В Австралии Филип Фишер и Амелия Баксендейл перешагнули через изначальное нежелание пожениться и все-таки вступили в брак. Церемония прошла скромно; на ней не присутствовали ни семья жениха, ни родственники со стороны невесты, а единственными гостями были друзья по теннисному клубу.
Через два дня после этого события зять Филипа Дэнни Мэллой неожиданно явился к Финнеганам. Луиза говорила с ним ледяным тоном, но Дэнни попытался загладить вину.
—
Увидев, что Дэнни раскаивается, Луиза сжалилась.
— Я ничего не обещаю. Спрошу Дотти, хочет ли она получать от тебя письма. Большего не жди.
Дэнни согласился и вскоре покинул дом. Он медленно шагал по дорожке, а Луиза смотрела на него с порога. Он казался потерянным и сломленным, а от его дерзкого грубоватого обаяния не осталось и следа.
* * *
Эндрю Майкл Каугилл был недоволен. А когда он был недоволен, все, кто находился в зоне слышимости, об этом знали. Если кому-то не нравился его громогласный яростный крик, Эндрю Майкл этого не замечал или же не интересовался чужим мнением. Его могли бы посчитать невежливым, даже невоспитанным, ведь он присутствовал на великолепном празднике, устроенном специально в его честь.
Одет Эндрю Майкл был в довольно странное платье, в котором не пристало разгуливать юному джентльмену. Из теплой удобной кроватки его переместили в незнакомое и холодное здание, где гуляли сквозняки. Длинная очередь у входа ничуть не улучшила ему настроение. Дело было в начале марта, дул холодный северо-восточный ветер, и целая толпа чужих и весьма бесцеремонных людей позволяла себе брать его на руки, щипать и осматривать со всех сторон.
Ситуация не улучшалась. Сначала раздалась очень странная и громкая музыка, отдававшаяся эхом от высокого потолка этого незнакомого места. Музыка сопровождалась нестройным пением. Эндрю Майкл надеялся, что, когда этот воющий хор замолкнет, станет лучше, но увы. Не успел он оправиться от звуков, как его выхватили из рук любимой женщины, и он очутился на руках у очередного незнакомца, одетого в длинное белое платье — весьма неподобающее джентльмену одеяние, тем более что у незнакомца была борода. Преступление свершалось у всех на глазах, но странный персонаж даже не собирался отпускать заложника, а размахивал у него перед глазами мерцающим пламенем, затем огромной книгой и, наконец, облил его большим количеством ледяной воды.
Тут семинедельный Эндрю Майкл решил, что с него довольно. И заявил о своем недовольстве со всей силой, на которую был способен. Высокие своды церкви Святой Марии в Скарборо огласились безудержным ревом младенца, только что прошедшего через таинство крещения.
— Легкие у него в порядке, — шепнул Сонни Рэйчел под крики внука.
Прабабушка Эндрю Майкла, выглядевшая очень молодо для своих восьмидесяти лет, с нежностью и ностальгией слушала его крик.
Вернувшись на руки матери, Эндрю Майкл решил, что его честь восстановлена. Он пытался дотянуться до еды, которую мать хитро спрятала за
* * *
Люк Фишер уже несколько недель не находил себе места. Однажды утром за завтраком он рассказал о своих планах Дотти. Сестра с трудом приняла услышанное, но куда больше ее беспокоило, как новость воспримет Белла.
— Скажу ей лично, — проговорил Люк. — По телефону или в письме такие вещи не говорят. Надеюсь, она поймет. Днем позвоню тете Луизе и договорюсь о приезде.
— Я поеду с тобой. Хочу снова их всех увидеть.
Через два дня Люк и Белла сидели на старом стволе поваленного дерева у сгоревшего дома Фишеров. Дерево много лет назад срубил отец Люка и сделал из него скамейку.
— Давай же, — сказала Белла, — выкладывай свои плохие новости.
— Как ты догадалась, что плохие? — Люк тянул время.
— Во-первых, по выражению твоего лица. Во-вторых, ты уже больше двух часов здесь и ни разу не пытался меня поцеловать. Так что не тяни.
— Хорошо. Я решил поехать в Англию и вступить в Королевские военно-воздушные силы, если меня примут. Кажется, скоро будет война. Я давно хотел научиться пилотировать самолет. В ВВС меня научат бесплатно. И если начнется война — пусть будет так. А если нет, я стану профессиональным летчиком.
— Это не все. Управлять самолетом можно научиться и в Австралии, — заметила Белла.
— Ты права, — улыбнулся Люк. — Это не все, но мне трудно объяснить. В мире сейчас наступила полная ясность. Обычно в жизни не так-то просто определить, где добро, а где зло. Но сейчас, видя то, что творится в Европе, у меня нет сомнений. Если начнется война, Британия окажется под ударом. Мои мама с папой давно уехали из Англии и построили здесь новую жизнь, но продолжали любить свою родину. Я думал об этом, но больше всего размышлял о Соле.
— Это твой старший брат?
Люк кивнул.
— Я был слишком мал и его не помню. Он погиб во Франции, когда мне было всего два года. Мама с папой часто о нем говорили, и я рос, считая его героем. Он умер, защищая свободу. И сейчас над миром нависла такая же угроза агрессии. Мне кажется, я должен поехать; если не поеду, мама с папой в гробу перевернутся.
Они долго молчали. Потом Белла коснулась ладонями щек Люка, и они посмотрели друг другу в глаза.
— Я все понимаю. И мне не нравится твое решение. Я могла бы сказать и сделать много всего, чтобы попытаться удержать тебя здесь, в безопасности, чтобы ты никуда не уехал. Но тогда ты возненавидишь себя и меня. Я этого не вынесу.
Он посмотрел в ее решительные преданные глаза, блестевшие от слез, и ощутил, как его захлестывает волна любви к этой девушке, которую он знал всю жизнь, но лишь недавно начал понимать.
— Я тебя не заслуживаю, но делаю это в том числе ради тебя. Ради нас.
— Я и это тоже понимаю, — кивнула Белла. — И, хотя я буду ненавидеть каждую минуту в разлуке и мучиться от тревоги до самого твоего возвращения, я буду гордиться тобой.
Он нежно поцеловал ее долгим, протяжным поцелуем, полным сладостной ласки. И в середине этого поцелуя в них пробудилась тлеющая страсть; он изменился и наполнился полноводным бушующим исступлением их взаимного желания. Слившись в страстных объятиях, они соскользнули с дерева на траву, но прохладная земля не охладила их пыл. Наконец, запыхавшись и раскрасневшись, они разомкнули объятия. Лежа рядом, оставались так, пока шторм не утих.