Дом огней
Шрифт:
Как всегда, девочка повернулась к креслу с подлокотниками в поисках ответа.
– Он говорит: хорошо, – сообщила она. – Но как же я засну без красивой музычки?
Упоминание о музыке, звучавшей из шара, было явной провокацией, но Джербер решил не поддаваться. Ты не заставишь меня говорить о том, что было ночью, подумал он.
– К счастью, я всегда ношу с собой одно устройство, – сказал он, вытаскивая из кармана плаща футлярчик чуть больше спичечного коробка. Открыв его, психолог начал собирать странную конструкцию с маленькой иголкой
Девочка с любопытством наблюдала за его действиями.
– Это метроном, – пояснил наконец Джербер. Потом продемонстрировал механизм в работе: легким нажатием большого пальца запустил стрелку, та стала раскачиваться, и раздался ритмичный стук. – Можно заставить его идти медленнее или быстрее, – добавил он и установил ритм 60 ударов в минуту.
– Вряд ли эта штуковина меня усыпит, – заявила девочка скептически.
Все так говорят, подумал Джербер. Хотя бы в этом Эва не отличается от своих сверстников.
Через пять минут она уже впала в транс.
– Ты меня слышишь? – начал гипнотизер.
– Да, – отвечала Эва.
– Не хочешь закончить вчерашнюю историю? – спросил он у воображаемого дружка.
Рассказ прервался в тот момент, когда двое проходимцев, осознав, что совершили серьезную ошибку, решили все-таки, что могут обернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу, извлечь выгоду из импровизированного похищения. И главное, женщина с татуировками дала своему сообщнику понять, что, если полицейские придут искать маленького заложника, они его не найдут.
На этой скрытой угрозе Эва остановилась.
Сейчас девочка что-то проговорила вполголоса. Чтобы расслышать, Джерберу пришлось склониться к ней.
– Повтори, пожалуйста.
– Нужно сидеть тихо, иначе эти двое меня найдут…
13
Не знаю, сколько времени я прячусь в высокой траве между двумя кабинками, которые стоят у пустого бассейна. Плитка на дне бассейна раскололась, виден бетон, из трещин растет крапива. Кто знает, как он выглядел раньше, когда люди приходили сюда купаться.
Это место очень большое и совсем заброшенное.
Синьор с волдырями от комариных укусов на руках и синьора с татуировками ищут меня. То и дело окликают. Но я им не верю.
– Давай выходи: я ничего тебе не сделаю, честное слово, – клянется он. Но в руках у него ножницы.
Я здесь с ними почти целый день, и мне не нравится. Я спрашивал, когда меня отвезут домой, и они сказали – скоро. Но я должен быть послушным мальчиком. Это значит одно: командуют взрослые. Хреновая отмазка, чтобы раздавать приказы. Например: я должен слушаться брата, делать то, что он прикажет. Плохо, что я в семье родился последним. Почему, спрашивается, я не могу никому приказывать? Поэтому я и хотел щенка. Хоть кто-то был бы меньше меня.
– Куда ты подевался? Давай помиримся, ладно?
Я на это не куплюсь. Знаю, что он хочет со мной сделать. Слышал, о чем они говорили утром. Вы думали,
Ночь я провел на скамейке в трейлере без колес. Жара стояла у-бий-ствен-ная! Мне было никак не заснуть, я все время вертелся и пару раз чуть не грохнулся на пол. От вони было не продохнуть. Разило грязными ногами и волосатыми подмышками. Пивом и застарелой мочой. Иногда кто-то портил воздух. Не помню, когда я заснул и сколько времени проспал. Но в какой-то момент дневной свет проник сквозь сомкнутые веки. Я уже хотел открыть глаза, но услышал, как жена что-то говорит мужу:
– Черт возьми, сейчас, наверное, уже повсюду висят фотографии этого сопляка.
– Этот мелкий сукин сын нас спалит, если мы что-нибудь не предпримем.
Хотелось сказать им, что моя мама – совсем не это слово. Не люблю, когда ее обзывают. Как-то раз я даже подрался с одноклассником, который сказал о моей маме гадость.
– Надо как-то пересидеть до вечера…
Не знаю, что случится вечером. Может быть, меня наконец отвезут домой. Ждут, наверное, чтобы солнце село, будет не так жарко.
– Придумала, – говорит синьора с татуировками. Открывает ящик и что-то протягивает синьору с волдырями от комаров.
Приоткрываю один глаз и вижу, что это ножницы.
– Попробуем сделать так, чтобы его не узнали.
– Хорошая мысль, – говорит он. – Остригу его наголо.
Как я уже сказал, мама хотела отвести меня в парикмахерскую до поездки на море, но не успела. Это правда, волосы у меня длинноваты, но одна мысль о том, что меня остригут налысо, как старшего брата, когда тот подцепил в школе вшей, заставляет меня вскочить.
Тогда-то я и выпрыгнул из трейлера и пустился бежать. И с тех пор они за мной гоняются. Я хорошо спрятался. Главное – сидеть тихо. Очень хочется писать.
Чувствую, как меня хватают за футболку, за шиворот, а потом поднимают: ноги уже не касаются земли, я взлетаю.
– Я его нашел! – ликует синьор с волдырями, поднимая меня. – Попался, сукин сын!
– Оставь меня в покое и не обзывай мою маму! – Я дрыгаю ногами, царапаюсь и кусаюсь.
– Не рыпайся, – говорит он мне и старается удержать. Но у него не выходит. – Сказал, не рыпайся.
Подходит и синьора с татуировками.
– Помоги мне! Держи за ноги!
Но и вдвоем они не могут меня одолеть. Я весь в поту и выскальзываю у них из рук. Как угорь.
– Ай! – вдруг вопит синьор с волдырями. – Твою налево! – кричит он и выпускает меня.
Я падаю на землю и получаю пинок, такой сильный, что прерывается дыхание. Синьора с татуировками хохочет.
– Разиня, – говорит она, но вроде на меня не сердится.
Чтобы схватить меня, синьор с волдырями положил ножницы в карман. Теперь кровь течет у него из бедра, пятно на джинсовых бермудах увеличивается. Он сам напоролся на острые концы.