Дом пепла
Шрифт:
Даниэль пожал плечами. Если их мать придерживалась более строгих религиозных правил, то они сами точно были порождением местной культуры.
– Только это не Дева Мария. Это Святая Люсия.
Даниэль ткнул пальцем в ее ладонь, предмет на которой так облупился, что Мэтт не мог понять, что это.
– Видишь? В одной руке пальмовая ветвь как символ мученичества, а это блюдо, - пояснил Даниэль, - на котором лежат ее глаза.
Мэтт, слушавший вполуха, вытаращился на брата, потом посмотрел на круглый предмет. Ну да, на нем два шарика поменьше.
– Мученица, которой вырвали глаза, поэтому она
– Мило, - выдавил Мэтт.
– А ты думал, какие истории рассказывают семинаристы? Кровавые и религиозные.
– Я думал, вы тайно притаскивали порнуху и рассматривали в свете Луны.
– Как одно противоречит другому?
Иногда Мэтт не мог понять, Даниэль так иронизирует или говорит совершенно серьезно. Потому что шутил он тоже с непроницаемым выражением лица, прямо как сейчас.
– Я вижу, тебе полегчало, - не смог сдержать едкости Мэтт.
– Айвори напоил меня какао.
– Какао?
– Ага. Сказал, что если не поможет с похмельем, то хотя бы поднимет настроение.
Мэтт пожалел, что сам не догадался о чем-то подобном, его хватило только на то, чтобы посмеиваться над мрачным Даниэлем, агрессивно пьющим чай всё утро. Возможно, Айвори тоже знал его достаточно хорошо.
Вернувшись к столу, Даниэль разложил тарелки и уселся на старое продавленное кресло, таких стояло четыре в ряд у стены, почти импровизированный диван. Достав сигареты, Даниэль покрутил их в руках, но курить не стал. Вместо этого взял чашку, которую принес с собой и продолжил пить. Наверное, то самое какао.
Мэтт по-прежнему стоял рядом со статуей. Пальмовую ветвь он, конечно, тоже не признал, больше походило на перо. Но... глаза?
– Зачем Айвори эта Святая Люсия?
– спросил Мэтт.
– А, мы стащили ее из церкви.
Мэтт уселся за стол и уставился на крайне невозмутимого брата. За его спиной за стеклом просматривалась кухня, где маячил Айвори, кажется, что-то доставал из холодильника.
– В районе Байуотера есть маленькое кладбище и часовня Святого Роха, - сказал Даниэль.
– Ее построили в конце девятнадцатого века, после эпидемии желтой лихорадки. Святой Рох считался избавителем от чумы и покровителем здоровья. Очень интересное место, там везде костыли, вставные челюсти и прочие милые вещи. Люди оставляют их, когда идут на поправку. Часовня на кладбище ветшала, после «Катрины» совсем пришла в упадок. Так что когда мы туда забрались, никто не был против того, чтобы Айвори забрал статую.
– И притащил сюда. Я начинаю думать, что истории про вырванные глаза не самое увлекательное, чем занимаются семинаристы.
– Тут жила мать Айвори, а у нее проблемы с глазами из-за одной из забытых тропических болезней. Святая Люсия покровительница подобных вещей. Миссис Ландри не ослепла, так что можно считать, что статуя свое дело сделала. И современная медицина, конечно.
Мэтт не знал, в курсе ли Даниэль всей истории... но слышал ее от отца. Когда в семинарии Даниэль стал общаться с Айвори Ландри, об этом узнал дед. Оказалось, что Айвори внук того самого Ландри, друга Бернарда в молодости.
Дед помог миссис Ландри с лечением, она в тот момент была бедна, как и многие в городе. А южная бедность близка к земле, к кишащим насекомым и таким вот облупленным статуям
– В семинарии было забавно, - продолжал Даниэль.
– У нас был наш маленький кружок местных психов.
– Меня всегда удивляло, почему у тебя столько знакомых по семинарии, а из колледжа ты ни с кем не общаешься.
– Колледж был позже. Мы с Айвори сошлись именно на колдовстве. Я беседовал с лоа, он всегда видел и знал больше, чем положено обычному человеку. Но у него не было целой семьи таких же. Бен и несколько других потом примкнули к нам из интереса. Айвори в семинарию-то пошел, чтобы найти себя, смирить колдовскую часть с окружающим миром.
– А нашел тебя и остальных.
– Ну, мы были явно практичнее, чем предполагаемый бог.
Дверь открылась, и на веранду вышел Айвори с большой миской картофельного салата. Только тут Мэтт понял, то ли рассказы о расхищении часовен так подействовали, то ли подступавший полдень без завтрака, но есть хотелось ужасно.
Большую часть времени дальше Мэтт предпочел молчать.
Айвори и Даниэль давно не виделись, поэтому обсуждали новости об общих знакомых, начиная от бывших семинаристов и заканчивая некоей мадам Аделаидой. Разговор о книгах Мэтт хотя бы мог поддержать, а вот когда речь зашла о каких-то альбомах, Мэтт понятия не имел, что это за музыканты. Зная Даниэля и видя Айвори, можно было предположить что угодно, от католического хора до жесткой электроники.
Семья Айвори принадлежала к каджунам, и его мать наверняка много говорила по-французски, потому что он часто вплетал в речь французские слова. Когда Даниэль прибавлял к этой мешанине латынь, Мэтт чувствовал себя туповатым.
И немного лишним.
Поэтому, когда позже Даниэль вовсе не начал спрашивать о том, зачем они приехали, а предложил пройтись, Мэтт начал слабо отмахиваться, что лучше останется в доме. В конце концов, тут же есть книги, он найдет, чем заняться. Подумает и о собственной никчемности, не без этого, конечно.
Даниэль решительно возразил, Айвори его поддержал, и Мэтт поплелся за ними на прогулку вдоль реки. Правда, незаметно для себя втянулся. Даниэль решил искать змей, как в детстве, Мэтт с ужасом вспоминал свои видения, но здесь рептилии были самыми настоящими, и это странным образом помогло отвлечься. Напомнило, что помимо иллюзий есть всамделишная жизнь.
Реальные змеи будто прогоняли выдуманных.
Айвори же расспрашивал о работе в книжном, ему это явно представлялось интересным. Мэтт и не заметил, как начал вдохновенно рассказывать, так что через некоторое время даже охрип. От него не укрылось, как Айвори и Даниэль переглянулись, и последний улыбнулся, так что закралось подозрение, о чем-то таком эти двое и договорились.
Что ж, если они хотели отвлечь Мэтта от его видений, у них определенно получилось.
Когда они вернулись в дом, Айвори заметно устал. Он тяжело, хрипло дышал. Даниэль усадил их на диван на кухне, вручил по бутылке воды и заявил:
– Смотрите, как работает мастер.
Готовил он хорошо, помощь ему не требовалась, так что Мэтт мог только наблюдать, как на плите вырисовывается ужин, и слушать прерывистое дыхание Айвори.
Мэтт помнил, что был совсем юным, когда Даниэль познакомил его с другом. И шепотом спросил: