Дом с золотыми ставнями
Шрифт:
Я от неожиданности уронила тряпку.
– Как, сеньор? Вы сами купили меня, не прошло и двух месяцев!
Отвечаю, а у самой при виде пустоватых зеленых глаз и помятого лица уже что-то стукнуло в голове: вот оно, семечко с червоточинкой!
– М-да, забыл, как тебя? Сандра? Похоже, жизнь в моем доме пошла тебе на пользу.
– Благодарение богу и вам, не могу пожаловаться.
А он подошел поближе, ощупывает глазами все изгибы и повороты фигуры (я уже не была худой, как палка), и чуть ли не обнюхивает меня, едва не утыкаясь носом в шею… потому что меньше меня ростом.
Хозяин
Отвечало по вдохновению – где сказать правду, где соврать. Сеньор снова перешел на испанский – в английском не был особенно силен.
– Что за песенку ты пела, красотка? Где ты ей научилась?
– В доме прежних хозяев, сеньор, был у меня дружок – рыжий поваренок. Он ее часто пел, он меня и выучил.
– Твоим дружком был поваренок? Ну-ну! Я нахожу, что это было несправедливо. Для поваренка ты слишком хороша. Тебе подошел бы в дружки если не сам хозяин, то хозяйский сынок. Слово кабальеро, милочка, что эту ошибку я исправлю… немедленно!
Обнял за талию – руки белые, холеные, с длинными розовыми ногтями – и повел, подталкивая перед собой, в свою комнату. А там стоял широчайший турецкий диван.
Вот тут как раз бы впору было его загипнотизировать. Не думайте, что я не пробовала. Смотрела на него и думала: "Я дура, я уродина, отстань от меня!" Не действовало на кабальеро. Делать пассы и считать до трех? Не была я уверена, что получится. А значит, наверняка не получилось бы. А если бы получилось, додумала я уже после, то как бы не вышло хуже. Ну упал бы он и заснул бы. А потом? Если б совсем не очнулся после этого, и жалко его не стало бы; а он, как я поняла у профессоров, спустя некоторое время сам пришел бы в себя. И тогда – держись, негритянка! Если, конечно, пока хозяин без сознания, не схватить юбки в руки и удрать.
Но куда мне было удирать? И где, в какой стороне искать тогда мне Факундо? Во враждебной стране, с горем пополам понимая язык, не зная ни природы, ни местности?
И попасть к столбу для экзекуций тоже не особенно улыбалось. А что такое бывало, меня уже просветили; и как это бывало, рассказали и показали. В лакейских и людских всегда знаешь всю подноготную. И я знала, что двое-трое из девчонок носили шрамы на спине за несговорчивость, и нешуточные. Точно, не уважали в здешних местах Руссо. А я люто пожалела, что до отплытия из Лондона занялась хозяйскими сборами и не выбрала время сходить хоть пару раз к профессору Саммеру.
Не судите строго, если я не стала сопротивляться.
Конечно, я могла его придушить голыми руками. Может быть, и стоило бы это сделать. Но вспомнила Грома, Обдулию с ее предсказаниями – и решила терпеть.
Сеньор сказал, приводя в порядок одежду:
– Милочка, я думаю, ты будешь умницей и не станешь болтать о том, что очень
Какое там! Бдительная Саломе все заметила сразу. Я не стала ни отпираться, ни отнекиваться в ответ на ее вопросы. Спросила только, что делать. Нянюшка огорченно махнула рукой:
– Не ты первая, не ты последняя! Он, каналья, обалдуй, ни во что не ставит голубушку, свою жену. Она завтра должна приехать! Ладно, я ничего не скажу, – но этот секрет в доме не продержится трех дней, а дальше выкручивайся как знаешь.
Пока хозяин обедал, улучила момент сбегать на маслобойку к Обдулии за советом.
Старуха покачала головой:
– Мы с тобой про это знали… Я мало чем могу помочь. Лысый знает средство, которым сбивают охотку, только скоро его не приготовишь, нужно время… а потом еще надо суметь подсыпать его. Сеньора приезжает завтра? Ну, так ей доложат сразу. Саломе смолчит, но одного Натана хватит на все про все!
– Ой, что сделает сеньора?
– Трудно сказать! Она не злая, но развлечения мужа давно ей стоят поперек горла.
Лет десять назад был большой скандал в поместье, когда сеньор спутался с одной мулаткой. После этого дед сеньоры прислал сюда тетку – следить за порядком; а красотку куда-то спровадили.
У меня от страха похолодели пальцы.
– И меня тоже могут?
Обдулия пожала плечами.
– Кто знает? Ее мужа это не образумило. Он задирает юбки у любой рабыни помоложе, но что-то я не слыхала, чтобы собирались продавать Ирму, или Немесию, или Паскуалину, или еще кого-нибудь. Конечно, им попадало под горячую руку, но, скорее, хозяйка поняла, что ничем не поможешь, и решила смотреть на все сквозь пальцы. А не то пришлось бы оставить в поместье одних старух. Будь, детка, умница и не бойся. Все это пройдет.
А едва вернулась в каморку – тут как тут Маноло:
– Где тебя носит? Сеньор велел прийти.
Проводил меня наверх и стал сторожить у спальни.
У сеньора было настроение поговорить.
– Сандра, значит, ты ходила к этому верзиле Факундо?
Запираться смысла не имело.
– Да, сеньор.
– А кто тебе позволил?
– Мне никто не запрещал, сеньор.
– Нехорошо, детка, нехорошо… ведь все твои дружки в Англии были белые – ведь так?
– Сеньор, там-то единственный черный был мой родной брат! Там поваренок был со мной одного поля ягода. А тут другие места и порядки. Кого ж мне выбирать, как не черного парня, тем более одного со мной племени?
– Ах ты моя разумница! – дон Фернандо расхохотался. – Ты рассудила правильно, но сейчас ты обо всем забудь, и о конюшем тоже. Слышишь? Я сам тобой заинтересовался.
А потом то же самое, что утром, и от усталости – ночь-то прошла без сна! – я едва не задремала на диване. Сеньор принял это на свой счет, подумав, что это он меня так уморил, и отправил отдыхать до вечера. Хоть за это ему спасибо.
На другой день приехали хозяйка со вдовушкой. Но у дона Фернандо прыти не убавилось, всякий раз, проходя мимо, норовил ущипнуть или притиснуть. В большом доме имелось много укромных уголков, и Маноло, подлая душа, всегда стоял на страже, охраняя господские забавы.