Дом с золотыми ставнями
Шрифт:
– Белен! Как ты можешь говорить такие вещи! Это неприлично, в конце концов!
– Вот как? Ты считаешь, что сказать – это неприличнее, чем сделать? Помня наш предыдущий разговор, я не поверю, если ты скажешь, что все это купил для меня, и уж тем более ничего не возьму. И, пожалуйста, никаких разговоров о приличиях.
Пусть девочка потешится. Сандра, ты, кажется, недурно умеешь обращаться с иголкой? Я не стану сильно загружать тебя работой, и, думаю, с твоим вкусом и знанием дела ты сумеешь одеться как королева.
Шутить, похоже,
– Простите, сеньоры, мне это не нужно. Не хватало вам из-за меня, дуры, ссориться.
– Не-ет, детка, – потянула хозяйка, – ты отнюдь не дура, иначе бы мой кабальеро… Хм! Возьми, и пусть это вознаградит тебя хотя бы отчасти за то, к чему он тебя принуждает, когда ловит где-нибудь в уголочке. Бедняжка, тебе, наверно, хочется помыться всякие раз, когда ты возвращаешься к себе в каморку.
Лицо дона Фернандо пошло пятнами. Донья Белен продолжала язвить:
– Вся прислуга только и делает, что перемывает ваши косточки… Так что теперь все прежние пассии полопаются от зависти.
– Замолчи, или я тебя убью, – прорычал сеньор.
Но его жена сделала вид, что не заметила, и обращалась по-прежнему ко мне:
– Бери, Сандра, это твое. Если хозяин решил вознаградить служанку за усердие – что ж поднимать скандал?
– Скорей собирая тряпки и вон отсюда! – звенящим от бешенства голосом сказал дон Фернандо. Бысто-быстро я засунула все обратно в мешок, схватила его в охапку и пулей вылетела из гостиной. К себе, конечно, не пошла. Быстренько сунула злополучную ношу в какой-то шкаф и вернулась за укромную портьеру.
– Дура безмозглая! Что ты позволяешь себе?
– Я позволяю себе сказать ничуть не больше того, что ты, сеньор умник, позволяешь себе сделать.
– Ты выставила меня дураком!
– А кем выставил ты меня?
– Я мужчина!
– Но я порядочная женщина и терпела до тех пор, пока твоя мужская наглость не перешла все границы. Я не спрашиваю, что ты делаешь во время всех своих отлучек – ради бога! Но под боком у меня, в самом доме – это уже чересчур.
– В этом доме я определяю, что чересчур, а что нет, – заявил сеньор самоуверенно.
– Да, а также на всем острове и во всем мире. Конечно, я понимаю: нет ангелов на земле и все грешны. Но разве кто-нибудь ведет себя по отношению к супруге так нагло и бессовестно, как ты?
– Ты мне просто надоела, – сказал дон Фернандо с деланным безразличием.
– Тогда скажи это во всеуслышание. Почему ты этого не делаешь? Хорошо, молчи, скажу я сама. Если муж злоупотребляет своей властью, женщине приходится искать других защитников. Ты молчишь и делаешь гадости исподтишка, потому что знаешь: моя семья не оставит меня без помощи.
Дон Фернандо понял намек и скривился:
– Тебе не удастся избавиться от нее, как бы ты ни старалась. Я купил девчонку и не собираюсь ее продавать, что бы ни делали ты и вся твоя семья. Хотите испортить
– Безусловно, – кивнула головой донья Белен. – Но семья Суарес не привыкла спускать неуважения к своим членам, и уже доказывала это.
– Да уж, – фыркнул муж. – Эта старя ведьма, твоя, с позволения сказать, тетушка, бдит как аргус. Скажи проще: чего ты от меня хочешь?
– Уважения, сеньор. Уважения и спокойствия в собственном доме.
– Собственном? Мне казалось, что это мой дом.
– А мне казалось, что мы женаты уже пятнадцать лет. Или я ошибаюсь?
– Увы, нет. Хотел бы я, чтобы это было ошибкой.
– Ошибка за ошибкой, друг мой: сначала ты проиграл в карты столько, что это стало угрожать твоему состоянию – такому состоянию! Потом последовала вторая ошибка – вместо того чтобы бросить глупости, ты бросился искать невесту с приданым, чтобы заплатить карточные долги. Ты тогда был здорово напуган, дружок.
Этого урока хватило надолго, чтобы отучить тебя зарываться в игре. Сейчас у тебя другая игра, но я предупреждаю тебя – не зарывайся. Я этого так не спущу.
– Ты мне угрожаешь?
– Я предупреждаю.
– Мы еще посмотрим, чья возьмет. Пока, дорогая.
Я быстренько шмыгнула в сторонку. Сеньор, не заметив, прошел мимо, на второй этаж. И тут же раздался звон серебряного колокольчика – меня звали. Сеньора потребовала мятных капель. Я сбегала за склянкой и рюмочкой. Донья Белен перевела дух, хотя и выглядела бледной и удрученной.
– Ты, конечно, слышала все? Как же иначе!
– Сеньора, что мне делать мне делать с этим мешком? Я не могу его взять, воля ваша.
– Моя воля такая: не будь дурой. Возьми себе все и наряжайся в пух и прах. Мне это на руку.
– А сеньор?
– Что сеньор? Он же сам все это заказывал для тебя.
– Сеньора… – спросила я, – сеньора, неужели вы замужем столько лет – и все время вот так? Я бы сбежала.
– Дурочка, – ответила хозяйка, – ты бы сбежала… Куда я сбегу? В лес, что ли?
Разве что в монастырь, похоронить себя заживо. Иначе перестанут считать добропорядочной женщиной, а это тоже почти смерть, если не хуже смерти.
Видишь ли, благопристойность, хотя бы внешняя, все в нашей жизни. А мой муж не хочет соблюдать даже минимально необходимого, и требуется постоянно внушать ему это, как младенцу, и в этом меня поддерживает вся родня. Но вздумай я бежать или устроить другую глупую шутку, все так же дружно ополчились бы против меня, все, и родня и не родня, все, с кем я знакома и не знакома. Я видела такие вещи, когда женщина решалась на что-либо с отчаяния. По мне, лучше умереть… или жить, сражаясь с собственным мужем. Любовь? Кровь господня, при чем тут это? Если мой муж нарушает благопристойность слишком явно, с ним тоже не захотят знаться многие, чьим расположением он дорожит. Вот, собственно, и все, что движет интригу. Ладно, иди, распаковывай тюк и принимайся за работу.