Дом солдатской славы

Афанасьев Иван Борисович

— А я со своим «максимом» расстанусь только тогда, когда руки и ноги не будут двигаться или убьют, — вторил Воронов.

Я смотрел на умоляющие лица двух гвардейцев, и во мне подымалась волна гордости за наших чудесных ребят. С такими богатырями Сталинград не покорится. И разве мог я не удовлетворить их просьбу?

Если бы меня спросили, кто из бойцов был самым отважным в прошедших боях, я не смог бы ответить. Каждый честно выполнял свой воинский долг. А примером для защитников дома служили коммунисты Александров и Иващенко.

Александров в бою был живым воплощением

хладнокровия. Чем грознее складывалась обстановка, тем спокойнее становился этот человек. Но это было не напускное молодечество, не равнодушие к жизни, не бесшабашная удаль сорвиголовы. Он презирал смерть в минуты опасности, ибо в этом видел святую обязанность коммуниста-фронтовика. Многие бойцы, получив ранение, отказывались уходить в тыл. При этом они ссылались на коммуниста Александрова.

Человек иного характера, Иващенко тоже был отличным солдатом. Он умел найти к каждому бойцу особый подход, приободрить растерявшихся в трудную минуту, строго одернуть тех, кто хоть на секунду забывал о законах военной службы. В бою он был бесстрашен и беспощаден, как и Александров.

В последующие два дня атаки по-прежнему следовали одна за другой. Обстановка подчас накалялась до предела, огневые средства и бойцов приходилось часто перебрасывать туда, где создавалось угрожающее положение. От гвардейцев требовалась не только стойкость, решительность, но и солдатская сноровка, находчивость.

Как-то вечером фашисты обрушились внезапно. С той стороны, где в густых сумерках перед самыми окнами дома выросли фигуры захватчиков, дежурили бронебойщики Сабгайда и Тургунов. Противотанковые ружья здесь бесполезны, убьешь одного, другого, а десяток ворвется в дом. Не раздумывая, гвардейцы сразу пустили в ход противотанковые гранаты и бутылки «КС». К месту схватки прибежали автоматчики Якименко и Шаповалов. Бой продолжался недолго. Попытка гитлеровцев ворваться в дом внезапно обошлась для них недешево.

В полночь меня разыскал в западном отсеке Свирин. Он сообщил, что к нам пришли связисты.

В центральном подвале я увидел ординарца командира роты рядового Болдырева. С ним были еще двое. Один из них, сержант Думин, доложил:

— Связь тянуть будем, где вам удобнее аппарат поставить?

— Ненадежная эта связь будет… — заметил Воронов, недоверчиво поглядывая на аппарат, стоявший на столе, на катушки с проводами. — Вон как минами да снарядами долбит, к утру и кусков от провода не найдешь.

— Об этом не беспокойся. Сделаем так, что кусков собирать не придется, а связь будет надежной, — заверил Думин.

К утру от нашего дома к мельнице, в специально сделанных углублениях, тщательно прикрытых сверху глыбами кирпича и железа, тянулись четыре линии телефонного провода. Сколько было радости, когда в подвале послышался первый звонок стоявшего на столе аппарата. Связь с ротой была налажена.

Испытание мужества

В середине октября враг с новой силой перешел в решительное наступление.

В центральном подвале кто-нибудь, я или Павлов, дежурил у телефона. Командир роты Наумов постоянно звонил,

запрашивал обстановку, предупреждал, что нужно быть каждую секунду готовым для отражения вражеской атаки.

Пулеметная стрельба слышалась где-то у берега реки за пивзаводом.

— Неужели фашистам удалось прорваться к Волге? — спрашивали бойцы друг друга.

— Трудно сказать, но трескотня где-то у берега, — неопределенно отвечал кто-нибудь из гвардейцев.

Поздно вечером в аппарате раздался приглушенный звонок. Павлов снял трубку:

— «Маяк» слушает. — Он передал трубку мне. — Вас командир роты вызывает.

Наумов сообщил: «Завтра пришлю пополнение, так что веселее вам будет», — и снова запросил обстановку.

После телефонного разговора с ротным я предложил Павлову:

— Пока тихо, ложись отдыхать.

Сержант поежился, шевельнул плечами и проговорил:

— Спать-то, по правде сказать, охота, да разве «они» дадут уснуть?

До призыва в армию Яков Федорович Павлов мечтал о самолетах, уж очень хотелось ему попасть в летную школу. Увлечение колхозного паренька учла призывная комиссия Валдайского военкомата и направила его в авиачасть.

Но случилось так, что его зачислили не в школу авиаспециалистов, а в хозяйственный взвод.

В 42-й гвардейский стрелковый полк Павлов пришел уже обстрелянным, бывалым сержантом. В третьем батальоне его назначили командиром стрелкового отделения. Несколько дней назад рота вела тяжелые бои и сильно поредела. Никого не осталось и в отделении Павлова. В шутку его прозвали тогда генералом без войска. Потом, когда рота отошла в здание мельницы, ему дали трех бойцов и послали разведать этот дом.

…В двенадцатом часу ночи на КП роты состоялось совещание командиров взводов. Наумов сообщил, что противник на нашем участке готовится к наступлению, подтягивает танки, артиллерию и пехоту.

Посматривая в мою сторону, ротный сказал:

— Командир батальона приказал ускорить подземные работы. К утру еще раз проверьте свои позиции, примите все меры к усилению обороны дома.

— Людей у нас маловато, товарищ старший лейтенант, да и патронов на хороший бой не хватит.

— Людей, может быть, сегодня пришлю, с минуты на минуту ожидаем пополнения, а патронов и гранат немного дам сейчас.

После Наумова политрук Авагимов рассказал, что днем южнее пивзавода противник прорвался к берегу. К вечеру наши соседи перешли в контратаку и снова отбросили гитлеровцев на прежние позиции.

На следующий день в гарнизоне было жарко. Противник дважды бросался в атаку, а вечером бойцы гарнизона принимали в свою семью пополнение.

К нам пришли минометчики во главе с младшим лейтенантом Чернышенко. Кроме минометчиков, прибыли автоматчики: Мурзаев, Мосиашвили и Турдыев. Теперь у нас на вооружении появились два ротных миномета. Их установили в цокольных окнах четвертой секции подвала с тем, чтобы вести огонь в северо-западном направлении. Большинство прибывших — бывалые фронтовики. Они быстро освоились с обстановкой и помогли там завершить начатые работы по укреплению обороны.