Дом странных детей
Шрифт:
— Я просто не могу в это поверить, — покачал головой папа.
— Сам сходи и посмотри, — буркнул Вязаный Колпак.
Толпа начала рассеиваться, а мы последовали за группой фермеров к месту преступления. Преодолев небольшой подъем, мы пересекли ближайшее поле и подошли к маленькому коричневому сараю, за которым приютился прямоугольный загон для скота. Нерешительно приблизившись к ограде, мы заглянули в щели между планками.
Представшая перед нами картина насилия была абсолютно неправдоподобна и больше всего походила на полотно безумного импрессиониста, использующего только
Я поспешно отвернулся. Остальные что-то пробормотали и покачали головами. Кто-то тихонько присвистнул. Червь едва сдержал приступ рвоты и снова разрыдался, что было тут же истолковано как молчаливое признание вины. В нем усмотрели преступника, который не может спокойно смотреть на дело рук своих. Его увели с тем, чтобы запереть в музее Мартина, в комнате, прежде служившей ризницей, а теперь используемой в качестве тюремной камеры. Затем его предполагалось переправить на большую землю и передать в руки правосудия.
Мы оставили хозяина овец горевать над своими казненными питомцами и вернулись в поселок, спеша спуститься с холма в быстро сгущающихся сумерках. Когда мы с папой вернулись к себе, я уже знал, что меня ожидает выговор Сурового Отца, и предпринял попытку обезоружить его прежде, чем он на меня набросится.
— Папа, прости, я тебе солгал.
— Да ну? — саркастически поинтересовался он, переодеваясь в сухой свитер. — Ничего себе признание. Но о чем конкретно ты сейчас говоришь? Я уже потерял счет твоим выдумкам.
— Я сказал тебе, что встречаюсь с друзьями. Но на острове нет других детей. Я придумал это, чтобы ты не волновался из-за того, что я все время один.
— Видишь ли, я все равно волнуюсь, даже если твой врач говорит мне, что этого делать не следует.
— Я знаю.
— Так как насчет твоих воображаемых друзей? Голану о них известно?
Я покачал головой.
— Это тоже вранье. Я просто хотел отделаться от этих ребят и их дурацких обвинений.
Папа скрестил руки на груди, уже не зная, чему верить, а чему нет.
— В самом деле?
— Лучше пусть они считают меня странноватым, чем обвиняют в убийстве овец, верно?
Я присел к столу. Папа долго на меня смотрел, и я не мог понять, поверил он мне или нет.
— Ты уверен, что мы можем обойтись без звонка доктору Голану? — наконец спросил он. — Ты мог бы пообщаться с ним по телефону.
— Решай сам. Но я в полном порядке.
— Именно поэтому я и не хотел, чтобы ты якшался с этими рэпперами, — произнес он.
Я понял, что отец хочет завершить разговор на достаточно строгой ноте, чтобы считалось, что он «как следует со мной поговорил».
— Насчет них ты был прав, — согласился я.
Впрочем, я все равно не верил, что хоть один из них способен устроить подобную резню. Червь и Дилан были крутыми ребятами только на словах.
Папа
— И все же мне хотелось бы знать, как можно умудриться обгореть на солнце в такой дождливый день.
Черт. Что ему сказать?
— Наверное, у меня очень чувствительная кожа, — промямлил я.
— Это уж точно, — сухо отозвался он.
Наконец он меня отпустил, и я отправился в душ, думая об Эмме. Потом я чистил зубы и думал об Эмме. После этого я вернулся в свою комнату, извлек из кармана яблоко, которое она мне дала, и положил его на тумбочку. Затем, как будто желая еще раз убедиться в ее существовании, я достал телефон и начал просматривать сделанные сегодня фотографии. Я все еще разглядывал снимки, когда в соседней комнате заскрипела кровать, и я понял, что папа лег спать. Я все еще их разглядывал, когда вырубились генераторы и одновременно с этим погасла моя лампа. Но даже когда единственным источником света остался мерцающий экран моего телефона, я продолжал лежать в темноте, глядя на ее лицо.
Глава восьмая
Мне не хотелось выслушивать очередную лекцию, и поэтому наутро я встал пораньше и отправился в путь, когда папа еще спал. Я сунул ему под дверь записку и хотел взять с тумбочки яблоко Эммы. Но его там не оказалось. Тщательный обыск комнаты привел к обнаружению множества клочков пыли и какого-то кожистого предмета размером с мяч для гольфа. Я успел решить, что яблоко у меня стянули, как вдруг понял, что кожистый предмет — это и есть яблоко. Каким-то образом оно успело испортиться за одну ночь. Причем я никогда в жизни не видел таким образом испорченных фруктов. Оно выглядело так, будто целый год провело в сушилке для продуктов. Когда я попытался его поднять, оно рассыпалось в моих пальцах, как комок сухой земли.
Я недоуменно пожал плечами и вышел на улицу, где снова шел дождь. Впрочем, скоро он остался позади, а я выбрался под мягкие солнечные лучи петли времени. Но, к своему разочарованию, не увидел ожидающей меня хорошенькой девушки. А если точнее, то меня вообще никто не встречал. Я попытался справиться с обидой, но мне все равно было немного досадно.
Подойдя к дому, я принялся высматривать Эмму, но не успел миновать прихожую, как меня перехватила мисс Сапсан.
— На одно слово, мистер Портман, — окликнула она и провела меня в опустевшую кухню, где все еще витали аппетитные запахи пропущенного мною завтрака. Я чувствовал себя так, будто меня вызвали в кабинет директора моей собственной школы.
Мисс Сапсан прислонилась к краю огромной чугунной плиты.
— Вам у нас нравится? — спросила она.
— Очень нравится, — подтвердил я.
— Вот и хорошо, — произнесла она, но улыбка уже сползла с ее лица. — Насколько мне известно, вчера вы провели весьма приятный день в обществе некоторых моих подопечных. Между вами также состоялась в высшей степени занимательная беседа.
— Да, все было замечательно. Они все прекрасные ребята.
Я попытался направить разговор в непринужденное русло, хотя понимал, что она настойчиво куда-то клонит.