Дом у последнего фонаря
Шрифт:
Прижав к груди плед, Александра смотрела на него дикими глазами. Она даже не ощущала облегчения.
– Как ты вошел?! – едва смогла выговорить женщина, справившись с трясущимися губами.
– Дверь была открыта! – Олег нервно растирал висок. – До сих пор в голове звенит от твоего крика!
– Дверь была открыта?! Неправда!
– Но как бы я вошел в таком случае? – Олег пожал плечами. – Ключи ты мне пока не предлагала!
Александра попыталась припомнить, заперла ли дверь, которую в былые времена часто оставляла нараспашку. «Заперла или забыла? Неужели я допустила такую беспечность, после того как Лиза – да, вот чье имя я вспоминала во сне, – предупредила меня об опасности? И
– Не заперла дверь? – бормотала художница, растерянно оглядываясь. – Я и вчера не сразу вспомнила об этом… Значит, и сегодня по привычке бросила ее просто так…
– Возмутительно! – Олег окончательно пришел в себя. Обогнув тахту, он двинулся к женщине, обнял ее за плечи, усадил к столу. – Как тебя трясет! Неудивительно. Меня тоже колотит. Представь, приезжаю сюда после каторжного дня, после этого треклятого кладбища, возни с овдовевшей мамашей и ее безумной дочкой. Надеюсь поужинать в твоем обществе, вот, заехал в Елисеевский, накупил закусок… Стучу – ответа нет. А свет в замочную скважину пробивается. Толкаю дверь – открыто. И вижу с порога, посапываешь себе под пледиком. Умилительная картина! Вошел и сидел тихонько, боялся тебя разбудить. И вдруг этот зверский крик! У меня сердце оборвалось…
– Ты… только что пришел? – Женщина смущенно приглаживала взъерошенные после сна волосы.
– Да уж минут десять сижу.
– Мне снился такой сон… Непонятный… – Опершись локтями о столешницу, Александра спрятала лицо в ладонях. – Я до сих пор не проснулась… Ты не выключал свет?
Гость, разбиравший огромный пакет с покупками, коротко хохотнул:
– За кого ты меня принимаешь? Увидел спящую женщину и решил воспользоваться ситуацией, так?
– Я не о том…
Сконфузившись, Александра хотела объясниться, но тут же сообразила, что вопросы о тени за ширмой могут показаться оскорбительными. Преодолевая неловкость, она улыбнулась, следя за тем, как стол постепенно загромождают продукты, никогда не появлявшиеся в ее мансарде. Дорогие сыры в баночках, рулеты, колбасы. Французский коньяк и бутылка вина. Она сделала робкую попытку остановить Олега, который по-хозяйски распоряжался, раскладывая угощение по тарелкам.
– Зачем ты все достаешь?! Нам этого не съесть.
– Саша, ты стала до неприличия скромной, – парировал он. – Я же не собираюсь покупать твою любовь ценой ветчины, пусть самой свежей. Отнесись к этому позднему ужину философски. Кстати, где штопор? Вино куплено специально для тебя.
Когда отыскался штопор, были найдены вилки и стаканы, Олег предложил:
– Помянем, что ли?
– Идет.
Александра отпила глоток вина. Гость осушил полстакана коньяка одним духом.
– Ты был у них? Лиза проснулась? – спросила женщина.
– Проснулась. Имел счастье и честь с ней беседовать. Хотя какая там беседа. Она говорить не в состоянии. Плачет.
Олег вновь придвинул к себе бутылку. Александра с тревогой смотрела на мгновенно раскрасневшееся лицо мужчины. «Пьяный он мне не понравился. А если начнет лезть? Заводить с ним роман? Нет настроения. Вообще нет настроения ни на что. Отбиваться – тоже как-то глупо. Мне сорок лет, я одинока как перст, ни с кем не связана… А он далеко не урод, мы давно знакомы, и у нас много общих интересов. Может быть, отказываться от него глупо вдвойне. До каких пор мне жить на этом чердаке, ожидать неведомо чего? Это хорошо в двадцать лет. Боже, я стала рассуждать, как мама!»
Но Олег, также надолго замолчавший, как выяснилось, думал на иные темы. Выпив, расправившись с куском мясного рулета, разломив пополам хрустящий ржаной багет, он с заблестевшими глазами заговорил:
– Я весь день страшно злился на все это святое семейство.
И, не дожидаясь согласия женщины, осушил стакан. Жуя кусок хлеба, мужчина продолжал:
– Теперь не с кем и поругаться. И поспорить тоже не с кем. Жаль…
– Ох, перестань! – Александра вытащила из смятой пачки сигарету. От вина, выпитого на пустой желудок, ее слегка мутило. Есть не хотелось, женщина ощущала нервное возбуждение, горло сжимали мелкие спазмы. – Можно подумать, это не ты позавчера вечером желал ему смерти! Ну вот. Он умер, и ни к чему изображать, что ты убит горем!
– Я никогда не желал ему смерти! – возмутился Олег, едва не подавившись коркой. – Черт, скажешь же такое! Я хотел врезать ему за молитвенник, только и всего!
– Нет, ты ему угрожал! – Александрой овладело нехорошее, драчливое упрямство. – Обещал его найти! Обещал, что он попадет в больницу!
Мужчина не успевал возражать. Он открывал и закрывал рот, беспомощно вытягивая вперед руку, будто пытаясь остановить поток упреков.
– Ты такого наговорил, а через сутки Лиза нашла отца мертвым! – Александра уже почти кричала: – Откуда мне знать, что это не ты убил его?!
– С ума сошла?! – У ошеломленного гостя прорезался наконец голос. – Рехнулась?! Окончательно?! Я, по-твоему, способен убить человека за то, что он испортил книгу, которую я ему отдал, отдал насовсем?!
Женщина, уже начиная остывать, раздраженно отмахнулась:
– Конечно, ты будешь оправдываться. Способен, не способен, откуда мне знать?
– Ну что же мне, уходить?
– Сиди! – грубо остановила она Буханкова, когда тот попытался подняться из-за стола. – И… ладно, прости меня. Накатило. Просто терпеть не могу, когда начинают говорить о покойнике хорошее, а о живом говорили только плохое. Это самое худшее лицемерие на свете, мне кажется.
Мужчина пожал плечами. Его лицо, заросшее темной суточной щетиной, обиженное и осунувшееся, вдруг вызвало у Александры приступ жалости.
– Не думал на эту тему. Я Лыгину всегда говорил правду в глаза. Мы ругались иногда до невозможности. И сейчас, если бы он вдруг ожил благодаря своим сатанинским штучкам, я дал бы ему по морде за молитвенник. Вырезать заупокойную мессу для своих делишек! Это он не зря сделал. Тоже для жертвоприношения. Жизнь без смерти, понимаешь? Взял бы обычный современный молитвенник и кромсал на здоровье. Нет, испортил раритет. Синдром шимпанзе… Шуточка в его духе… – У Олега заметно заплетался язык. Он как-то сразу опьянел. – Дал бы по морде, но убивать?! Нет, нет… – Мужчина усмехнулся. – Тем более он мне задолжал за книги. Сегодня об этом узнала Светлана. Вот крику было! Взвилась до потолка. Ни книг, ни денег я не увижу, разумеется. Плакали мои две тысячи евро. – Олег отщипнул еще кусок хлеба и снова потянулся к бутылке. – И похороны – веришь? – тоже целиком оплачиваю я. У Светланы денег нет. Хронически. Сколько я ей возил алименты от мужа, столько она мне на нищету жаловалась. А какая у нее машина, видела? Несколько шуб. Драгоценности. Квартиру трехкомнатную Лыгин ей оставил, хотя она к ней ни малейшего отношения не имела. Это его родителей наследство. И все ей мало. И все-то она ограблена, обижена… И с похоронами действует точно по прежней схеме: «Пусть платят те, у кого деньги есть, а я нищая!» Уже обзваниваю знакомых, прошу деньги на похороны. Меня скоро начнут спрашивать, не сын ли я Лыгину!