Дом в глухом лесу (Северные огни - 2)

Барлоу Джеффри

–  Но что послужило причиной? Каким образом местные жители пришли к этой мысли?

Мистер Аркрайт расхохотался, да так, что из тесной темницы рта проглянули огромные желтые зубы.

–  Монахи... паписты! По-вашему, этого недостаточно? Хотя, конечно же, свидетельств никаких нет, только слухи да пересуды, а уж много ли в них правды - во всем том, что я услышал от отца и брата, - на мой взгляд, это вопрос спорный. Мой отец и брат в отличие от меня к пустопорожней болтовне не склонны, тем паче в таких вопросах, так что рассказывали они не то чтобы много. Но вот вам один пример. Похоже, время от времени кто-нибудь из братьев, в черной рясе, капюшоне и сандалиях, ускользал из аббатства - а может статься, его просто выставляли за порог, - и пробирался в деревню. То-то переполох поднимался всякий раз!

А что вы хотите, у монаха все признаки безумия, как говорится, были налицо: взгляд блуждает, сам что бесноватый, на губах пена, точно у взбесившегося пса, бранится, сквернословит, проклинает всех и каждого. Вот из таких историй - а они передавались из уст в уста снова и снова, причем не раз и не два, становится ясно, что деревенские жители рассмотрели дело со всех сторон и пришли к мнению, что за всем этим кроется черная магия и злое чародейство.

Как-то раз летом, накануне дня святого Варфоломея, после очередного такого случая, когда страсти кипели в полную силу, местные жители, опасаясь за собственные души и не желая рисковать вечным спасением, призвали аббата к ответу. Перебранка вышла нешуточная, но, разумеется, ни к чему не привела. После того селяне собрались штурмовать аббатство; однако, прибыв на место, никаких монахов не обнаружили - просто-таки ни одного; хитрющие святоши унесли поскорее ноги, пока живы. Охваченные страхом и яростью жители Шильстон-Апкота сожгли аббатство вместе со всем содержимым - и церковь, и кельи, и дормитории - и сровняли его с землей.

–  Вот храбрецы!
– воскликнул Марк, одобрительно хлопнув рукою по стойке.
– Чертовски здравомыслящие, бесстрашные парни жили в здешних краях в былые дни, Нолл, - не чета теперешним малодушным слабакам! Но, конечно же, я с собственным временем не в ладу.

–  Должен признать, что мне такие погромы вообразить трудно, - отозвался Оливер.
– Жуткое, должно быть, зрелище.

–  Скрепленные раствором кирпичи, что вы углядели на вершине, - это остатки фундамента аббатства, - сообщил мистер Аркрайт.
– Я и сам на них то и дело натыкаюсь, пробираясь через лес. Когда рядом с руинами стали возводить усадьбу, семейство Кэмплемэн - то самое, что затеяло строительство, - использовало сохранившийся от аббатства камень.

–  Так что сам видишь, Нолл: на Скайлингден-холл пошел булыжник от дома с привидениями, - усмехнулся сквайр, свирепо дымя сигарой.
– Вот поэтому об обитателях столь нечестивого жилища и судачат на каждом шагу.

–  Кстати, а не расскажете ли в двух словах о пресловутом мистере Уинтермарче и его семье?
– попросил Оливер.
– Мне тут сообщили, что вы, доктор Холл, не далее как сегодня побывали в усадьбе с визитом.

Доктор, стряхнув с себя глубокую задумчивость, в каковой пребывал вот уже некоторое время, очевидного отрицать не стал и вынужден был вкратце поведать о своей поездке. Сколько бы он ни старался, ему не удалось умолчать о том, что в семействе Уинтермарчей ему почудилось нечто до странности знакомое, и о том, как мистера Томаса Доггера, встреченного на Скайлингденской дороге, заинтриговали и озадачили подозрения доктора, и как в конце концов все пришлось списать на разыгравшееся воображение - хотя в справедливости данного вывода доктор был уже далеко не так убежден, как прежде.

Вышеупомянутый рассказ еще сильнее распалил фантазию Оливера, да и Марка равнодушным не оставил, поскольку все, что интриговало и озадачивало ханжу Тома Доггера, весьма занимало и сквайра. Марк отлично знал о давней неприязни, существующей между доктором Холлом и пролазой-поверенным, каковую относил на счет разительного несходства характеров или, может, на счет какого-нибудь профессионального расхождения во взглядах; хотя, по правде говоря, об истинной причине сквайр понятия не имел и не представлял, кто бы мог его в этом отношении просветить.

К тому времени, как ближе к ночи они покинули трактир и под недвижным звездным пологом вышли на дорогу, а потом поднялись к Далройду, и сквайр, и его гость - тот самый сквайр, который еще недавно чихать хотел на Скайлингден, - твердо вознамерились своими глазами убедиться, что представляют собой обитатели усадьбы, - и не позже, чем на следующий же день.

Глава 8

ОБИТАТЕЛИ СКАЙЛИНГДЕНА

–  Медник, друг

мой, ты, вне всякого сомнения, - самый неприглядный из обитателей Далройда, - обронил Марк Тренч, вскакивая в седло. Его конь, гнедой мерин высотой в шестнадцать ладоней, с огромной, размером с футляр для скрипки, головой, с грудью что бочка, лохматыми крепкими ногами и с самую малость вихляющим задом забил копытом в землю и ликующе заржал, едва хозяин, что называется, "поднялся на борт".

–  Да не такой уж он и уродец, Марк, - возразил Оливер, одним прыжком взлетая на изящную гнедую кобылку, выведенную для него конюхом.
– Честное слово, мог бы и похуже выбрать: вот, скажем, деревенского корноухого коба* [Порода коренастых верховых лошадей. (Прим. перев.)], или заморенную ломовую лошадь, или мышастого пони с норовом размером с целое графство. На мой взгляд, знаешь ли, Медник - очень славный коняга. Надежный. Спокойный. Преданный.

– Цыц!
– оборвал его сквайр.
– Нечего распалять в нем тщеславие, Нолл. Видел, как он уши насторожил, тебя слушая? Чего доброго, наберется теперь ненужных идей, возомнит о себе невесть что, под стать нашему деревенскому законнику. Не сегодня-завтра и подпускать меня к себе перестанет, кроме как за горсть зерна, а после, глядишь, и на землю сбросит!

– Иногда мне и в самом деле кажется, что животные нас слышат, ну, то есть, я имею в виду, понимают каждое наше слово. Лошади и собаки порой демонстрируют интуицию просто-таки сверхъестественную. Помнишь спаниеля профессора Хамфри в добром старом Антробусе? Пес всегда знал, когда наш славный наставник собирался улизнуть в винный погребок, и усаживался перед дверью с профессорской тростью в зубах.

–  Медник по Забавнику затосковал. Я вижу, я чувствую. Сам погляди, как он поводит по сторонам скорбными глазищами! Привык, что малыш всегда сопровождает его в таких вот разъездах. Нет, Медник, дружок, сегодня мы поскачем в Скайлингден, а Забавнику там делать нечего. Наносить визит вежливость верхом - это, что называется, de rigueur *[Модно, подсказано этикетом (фр.).], а вот собаку за собой тащить - это, уж извините, в высшем свете не принято. Спорю на пятьдесят гиней, в усадьбе псу не обрадуются. А сам я не захочу, чтобы он бегал где-то сам по себе, тем паче что по лесам рыщет Косолап.

–  Наверняка тамошний конюх о нем позаботился бы, - промолвил Оливер.

Однако сквайр ничего и слышать не желал: да он скорее доверит своего терьера мальчишке мясника или пьяному разносчику! От этого замечания в пору было нахмуриться его собственному груму, но, по счастью, сего славного джентльмена в тот момент отвлекли иные обязанности. Не приходилось сомневаться: благополучие Забавника для владельца Далройда стоит на первом месте.

Оливер огляделся вокруг, поднял глаза к пасмурному небу - воистину удручающему наследнику ясных звездных небес давешнего вечера! Тусклое, безжизненное, какое-то комковатое выдалось утро, под стать тусклому, безжизненному, комковатому лицу его друга сквайра, который в свою очередь оценивал занимавшийся день посредством неравной пары глаз - слишком маленьких и узких, слишком близко посаженных. За деревьями застыла недвижная гладь Одинокого озера, точно пленка кровяной колбасы. Сквайр вдохнул полной грудью, радуясь росному, свежему благоуханию леса. Если не считать облаков, утро оказалось не вовсе неудачное: не слишком холодное, безветренное словом, просто-таки идеальное для неспешной прогулки верхом вверх по Скайлингденской дороге.

–  Он у тебя давно?
– полюбопытствовал Оливер, подразумевая Медника, едва джентльмены свернули на каретный тракт.

–  Вот уж двенадцать лет как. Он тут на свет появился, - ответствовал Марк не без гордости.
– Это верно, для этакого нескладного чудища нрав у него мягкий да кроткий. И ход что надо, и к удилам чуток, вот только внешнее плечо не так хорошо выносит - Аркрайт говорит, что теперь уже делу не поможешь, - и вполне доволен своей участью. Чего еще и желать? Второго такого коняги мне в жизни не добыть! Просто не представляю, что бы мы с Забавником без него делали! Да-да, Медник, старина, все чистая правда, так и есть!
– С этими словами Марк коротко потрепал коня по холке и шее, словно заверяя, что в Далройде его и впрямь никто не заменит. Да, хозяин и "чудище" крепко привязались друг к другу.