Дом, в котором пекут круассаны
Шрифт:
— Ты был на гонках с Адалин, Илюш, это многое меняет, — Аня сделалась совсем довольной, как мартовский кот после прогулки, а затем осторожно попыталась выкрасть кружку из чужих рук.
Стрелецкий злобно шикнул, подтянул кофе поближе и сделал несколько жадных глотков.
— И что, ну был. Тебе уже всё растрепали, да? И откуда у тебя столько подружек, если ты целыми днями рисуешь, смотришь свои корейские сериалы и читаешь порнороманы?
— И она не сбежала с гонок, — Стрелецкая засмеялась, очень звонко, уворачиваясь от карандаша и вдруг выгнулась, приветственно замахав ладонью, когда за спиной прозвенели колокольчики.
— Кто не сбежал с гонок? — Кирилл оказался за
— Как вы меня все зае…
— Мы тебя тоже любим, Илюш. Кирилл, будешь кофе?
— Он повёл тебя… куда? Блять, Ад, ты реально поехала с ним? Знаешь, иногда мне кажется, что у тебя инстинкт самосохранения отсутствует нахрен. По моему, это как-то пиздец не романтично. Вести девушку, которая возможно тебе нравится, на край города, чтобы показать накаченных и агрессивных байкеров и мотоциклистов. Может он надеялся, что это возбудит тебя, а? — теперь уже на том конце провода трещала не мелодичная французская речь, и сам голос явно не принадлежал юноше — скорее, уже мужчине. — А вдруг от какой-нибудь обкурыш?
— Прекрати ругаться, Ник. Где ваши манеры, сэр Николас Фейн? Папочка не поругает за мат через каждое слово?
Адалин откидывается на спинку деревянной скамейки, запрокидывая голову и прикрывая глаза от яркого солнца, лучи которого пробивались даже сквозь стекло солнцезащитных очков.
Смех Фейна приятным бархатом отдаётся на другом конце мобильника — приглушенный от того, что он, как истинный «старикан» всегда держал мобильник немного дальше своего лица. Кажется, они не виделись лично чуть больше полугода — или уже года? Николас практически всегда бегал с горящей жопой от работы. Но Адалин даже не осуждала его. Как говорится, кто на кого учился.
— Мне сегодня написал Эдвард, — смех на том конце провода резко оборвался, пока Адалин тихо выдыхает, выпрямляясь и кидая пустой взгляд на разбитую прямо напротив клумбу. — Он здесь. В России. В Санкт-Петербурге. Наверняка, снова хочет испортить мне жизнь.
Адалин уводит взгляд в сторону, на шумный Невский проспект, по которому толпой шли группы туристов, проезжали автомобили и набитые двухэтажные автобусы. Туда, где на Казанский собор смотрел глобус Зингера. И тогда тишина в телефоне уже не кажется такой оглушающей, потому что мир вокруг продолжал обтекать её и жить; потому что миру вокруг не было дела до её проблем.
— Чёрт, Ад, он же не…
— Может он просто хочет отношения наладить? Ну знаешь, сколько лет мы существование друг друга игнорируем? Шесть лет?
— Твой ебанутый братишка и отношения наладить? Ты точно не оговорилась, милая? В последний раз, когда твой братик «отношения наладить» пытался, вы, кажется, подрались, и потом твой папочка чистил социальные сети от всякого рода мусора и нелицеприятных фотографий. Придержишь свои коготки при себе и не расцарапаешь ему лицо? — Фейн издевательски прицокивает языком, заставляя Аду только глаза закатить.
При встречи с Эдвардом надо бы успокоительных напиться или чего-то сильно алкогольного, чтобы мозг Вуд не акцентировался на словах брата: грубых и бесцеремонных, он никогда не
Эдвард всегда был таким. Имея во власти деньги, он брал что хотел и когда — а если ему надоедало, просто выкидывал, совсем не заботясь о будущем. Ада тоже была избалована дорогой одеждой, едой, комфортным проживанием и покупками гаджетов, но никогда она не ставила человеческую жизнь на одну ступень со своими капризами; никогда не игралась не с кем, как это делал брат. Никогда не доводила человека до суицида своими действиями. Эдвард психически ненормальный. Он эгоист, которые ещё поискать надо. Точно такой же, коим являлся их отец.
— Я знать не хочу, зачем он приехал сюда, — Адалин тихо выдыхает в трубку, когда слышит недовольное бормотание друга. — Но и игнорировать его я тоже не могу. Я не знаю, что взбредет ему в голову. Здесь Женя, и я не хочу, чтобы она пострадала от игр этого ненормального ублюдка. Я не верю в то, что он решил упасть на колени и раскаяться в своих грехах. Возможно, мне стоит готовиться к удару?
— Если нужно, я могу приехать.
— С Англии? О, нет. Тогда разбитых носов нам точно не избежать. Да и у тебя, кажется, — уголки губ Адалин дергаются в сладкой, издевающейся усмешке. — Очень много дел? Твой отец подыскивает тебе жёнушку? Знаешь, я бы очень хотела посмотреть на эти голодные игры в стиле Сьюзен Коллинз.
— Слушай, Принцесса Ада, не огрызайся тут со старшими.
— Скорее уж, со старыми. Тебе третий десяток, Фейн, а ты бегаешь за девочками и дергаешь их за косички, желая привлечь внимание. Ещё скажи, что кнопки на стул кладешь и юбки им задираешь.
— Единственное, что я задираю, так это её ноги, когда…
— Николас! Сохрани подробности для своей руки, а я отключаюсь. Не горю желанием слушать о твоих похождениях!
Из динамиком телефона льется мягкий смех, пока Адалин сбрасывает звонок и приваливается спиной к скамейки и продолжает терпеливо ждать. Брат предложил встречу — и за место выбрал помпезный ресторан «Мансарда», а Ада предложила встретиться прямо на улице. Там, где народа побольше. Напротив Казанского, в цветущей сирени и снующих туда-сюда туристов. И если взглянуть на часы, можно было понять, что Эдвард опаздывает зверски. И Адалин уже собиралась подняться со своего места и забить на не пунктуального братишку, как рядом на скамейку опускается стаканчик с кофе.
Вуд дергается, тут же поднимая голову и встречаясь с такими же карими, как и у неё, глазами.
Адалин всегда поражалась, сколько общего у них во внешности с братом, и сколь сильно разнятся их интересы и характеры. У него были такие же светлые волосы, такая же светлая кожа и карие глаза. Даже родинки у них были практически идентичными. А ещё он выглядел как долбанный Бог, и счесть его за безумца никто никогда бы не смог. Он всегда мелькал в интернетных статьях и газетах своей белозубой улыбкой. Наследник империи её отца, который должен был принять в руки бразды правления Короля недвижимости Франции. Если бы Адалин не родилась раньше на четыре жалкие минуты и шестнадцать секунд.