Дом, в котором пекут круассаны
Шрифт:
— М-м-м, Илюшенька, читаешь мои мысли, — Женя тихо смеётся. — Да, мы могли бы сходить в Неон. Потанцевать, выпить, поболтать. Ну, соглашайтесь. Иначе Аде придётся идти со мной одной. Я уже спросила у Алисы, Серёжи и Димы, и жду от них ответа, — Женя ловко приобнимает поморщившегося Кирилла. — Давай же, Воронцов. Нам скоро грозит четвёртый десяток. И плюс, мне нужно развлекать её, — Павлецкая кивком головы указывает на Адалин. — Потому что она вернётся в свою Францию и будет сидеть в душном кабинете с такими же душными дедами, слушать душные доклады и стареть.
Адалин тяжело выдыхает, упираясь локтём в подлокотник кресла, не сводя взгляда с Павлецкой.
—
— Я ещё не согласился, — Стрелецкий сложил руки на груди, оперевшись копчиком о подлокотник. — Ты как всегда решаешь всё за нас.
— Ну, поживи в семье генерала, Илюш, и не такую профдеформацию получишь. Ты же у нас джентльмен. Не оставишь двух обворожительных дам одних в грязном клубе? Знаешь же, какие сейчас нравы. Подсыпят что-нибудь, усыпят нашу бдительность, а потом мы очнёмся через пол года в каком-нибудь борделе.
— Это твою-то бдительность усыпят, Павлецкая?
Стрелецкий сокрушённо вздохнул и пожал плечами, что Женя расценила, как покорное согласие. Она победоносно заулыбалась, довольной кошкой последовавшей к дверям и побуждающей подняться и Адалин.
— До встречи, — коротко кивнула Адалин сначала Кириллу, а потом и Илье — на нём уголки её губ дёрнулись в сдержанной улыбки до того, как она скрылась за дверью вместе с Женей.
В наступившей тишине стало слышно, как устало бьётся сердце, как тяжело вздымается грудная клетка от каждого нервного вдоха. Как тянутся мышцы, когда пальцы нервно крутят сигарету. Кирилл молчаливо провожает их всех глазами, ускользающих один за другим. Стрелецкий ощущает, как взгляд приковывается к его спине, как становится липко от этого дискомфорта и как Воронцов планомерно набирает в грудь воздух, а он — злится, потому что точно знает, что он скажет это. Скажет, потому что язык у него без костей, молчать он не умеет и теперь это очередной повод сплести вокруг него новую косу путаницы.
— Не смей никак это комментировать, Кирилл, — он с силой засовывает сигарету обратно в пачку, смотрит на него и качает головой. — И вообще. Вы все охренели, честное слово.
— Ты уже злишься, — Кирилл ведёт бровью, усаживаясь в кресло и хмурится. — Потому что подсознательно ты понимаешь, что она ветерком подует у тебя перед носом и исчезнет, а ты останешься у разбитого корыта.
— Это моя жизнь, я имею право сделать свой выбор и вести себя так, как угодно мне. И она точно так же, посмею заметить. Заебали, — он фыркнул, и стремительно двинулся на выход, толкая рукой кресло, чтобы Кирилл провернулась на пол оборота.
— Мы же все хотим, как лучше, — Кирилл с настоящей обидой поджал губы, бросая взгляд на пепельницу, с которой ещё вился остаток дыма с чужого окурка.
Он думал о ней. Старательно перебирал воспоминания, как крупицы, чтобы убедить себя в том, что ему не показалось. Сегодняшний разговор назойливой мухой сквозили мимо, напоминая о себе. Это всего лишь на месяц, а после она действительно улетит. И он знал это, действительно знал. Понимал, что это скажется на нём, что это закончится плохо, при любом раскладе. Но ничего не мог с собой сделать. Каждый раз её улыбка возникала перед глазами, неоновой вспышкой, фейерверками, заставляя дрожать. Каждый раз разная, словно меняющийся по сезонам напиток в японском магазинчике. И от этого он ощутимо проваливался, как
Я нравлюсь тебе? Ты хочешь отношений? Непростых. Серьёзных отношений. Я не хочу, чтобы ты улетела, потому что ты можешь уже не вернуться. Почему это так тяжело? Почему ты так мне понравилась?
Илья закрывал глаза, видел её лицо, открывал глаза и форточку, чтобы дышать было легче. Включал и выключал вентилятор. Было душно, холодно и жарко. Мир издевательски подсовывал шум за окном, но делал его недостаточным, чтобы перекрыть голос в голове. Он не знал уже, чего на самом деле хочет.
Вчера он глупо решил показать ей самое страшное, что может с ним случится. Самое ужасное, что всегда отталкивало от него людей. А она сказала, что это безумство и сумасшествие. И что это захватывающе. Кирилл прав. Это просто эмоциональный подъём. Она никогда не сталкивалась с этим, а теперь хватается за ощущения, как за соломинку. Надышится, а потом остынет. Но она так смотрит. Её глаза глубоки, её мысли кажутся ему взрослыми. И это мучило его. Мучило сильно, долго.
15 глава
Март, 2012 год.
Франция, Париж.
Адалин должна была радоваться и пищать от счастья. Брат встречается с лучшей подругой, отец перестал заикаться о «пагубном влияние» Дафны, и Ада даже заново начала хорошо общаться с Эдвардом. Всё шло как нельзя лучше. Адалин стоило мечтать о такой жизни, а на деле она слишком много думала и вела себя слишком отстранённо, что не могло не привлечь внимание Жени по ту сторону экрана ноутбука.
— Я думала, что тебя это обрадует. Ну, знаешь. Как в лучших традициях какой-нибудь подростковой комедии или слезливого ромкома. Лучшая подруга и брат… Хотя зная твоего брата, я чувствую приближающуюся драму.
С Женей они преимущественно говорили на русском, чтобы у Адалин была хоть какая-нибудь практика произношения и, пожалуй, именно эти созвоны избавили её от надоедливого иностранного акцента. А ещё для Адалин эти разговоры были маленькой терапией. С Павлецкой общалось гораздо проще, чем с Тоином или Ником, пусть с ними обоими она и выросла в одной песочнице. В конце концов, только Женя разделяла беспокойства Ады, в то время как Фейн и Атталь лишь нерешительно пожимали плечами и скидывали всё на дружескую ревность.
— Я тоже думала, что это будет радовать меня, — А далин отодвигает ноутбук на безопасное расстояние, ложась на кровать так, чтобы можно было бездумно уставиться в потолок. — Помнишь я рассказывала тебе, что устроил отец, когда узнал, что я пела на школьной вечеринке?
Адалин поворачивает голову в сторону, чтобы скользнуть по задумчивому лицо Павлецкой, которая уставилась куда-то вниз — по всей видимости, красит ногти бордовым лаком.
— Да как тут его истерику забыть. Ты весьма красочно передала каждое его слово. Правда в актёрство тебе лучше не идти. Его взгляд у тебя не получается даже с учётом того, что ты его дочь, — уголки губ Жени нервно дёрнулись, когда она довольно выставила руку в сторону, растопырив пальцы, и принялась дуть на лак, пока пальцы второй руки схватились за горлышко бутылки.