Дом в небе
Шрифт:
Помимо этого стакана Дональд притащил несколько брошюр на английском и с гордостью вручил нам. Их он купил на рынке. Там был каталог учебных заведений для студентов из Малайзии, выпущенный Британским образовательным центром в Куала-Лумпуре в 1994 году, включавший список учебных курсов, доступных по программе студенческого обмена в некоторых университетах Великобритании. Еще он оставил нам две старые книжки сказок для мусульманских детей и темную от плесени хрестоматию с текстами о Лондоне, напечатанную в 1981 году. А также почему-то часы – дешевые китайские мужские часы с цифровым циферблатом. Наверное, он полагал, что, если мы будем знать, который час, это облегчит нам жизнь. Мы с Найджелом как
Потом я пошла в туалет, сделала «пи-пи» в стакан, закрыла его крышкой и отдала Дональду, который сел в машину и уехал.
В тот вечер, когда настало время молитвы, я не знала, о чем и молиться.
Глава 22. Хороший день
Я разглядывала руки Найджела. Несмотря на жару и грязь, они были чистые – ногти аккуратно подстрижены, между пальцами ни следа сомалийской пыли. Найджел был педант и чистюля. Он был таким всегда. Навещая его в Австралии, я видела, как тщательно он умывается по утрам, чистит зубы и одевается. Когда мы жили в палатке на острове у побережья Квинсленда, это он всегда вытряхивал песок из наших спальных мешков и следил за тем, чтобы я не бросала вещи в кучу. А сейчас руки были самой чистой частью тела Найджела. Благодаря вуду – ритуальным омовениям, которые принято совершать перед каждой молитвой. Джамал показал нам, как это делается. Нужно трижды вымыть руки, трижды прополоскать водой горло, промыть ноздри, омыть лицо, голову, уши и под конец ноги.
Мы с Найджелом по очереди исполняли это в туалете, используя воду из ведра, которую приносили нам мальчики. Сами они совершали омовения во дворе под краном или в отдельном туалете в другой части дома – им же пользовались трое других узников, поскольку в наш туалет они не приходили.
Я всегда пренебрегала мытьем ноздрей, только нарочно шумно сморкалась – на тот случай, если кто-то подслушивает.
Омовения очень важны. Они очищают вас перед беседой с Аллахом. Судя по результатам, Найджел намывался, как хирург, готовящийся войти в операционную. Эта часть ислама не вызывала у него отторжения. «Частота – это половина веры», – сказал Пророк, и на этом фронте, хотя бы в части рук, Найджел весьма преуспел.
Я рассматривала его руки просто потому, что больше смотреть было некуда. Иногда мы наблюдали, как по решетке ползают насекомые. А однажды, глядя в окно, заметили в переулке за домом толстую бурую змею, может быть, целых восемь футов длиной. Больше, к сожалению, она не появлялась.
Я вспоминала, как руки Найджела доставляли мне когда-то удовольствие и успокаивали меня. Это были умелые руки. Руки, которые построили дом. В нашей темнице его руки казались мне продолжением мозга – они томились без дела и цели.
Однажды после полудня, в самое жаркое время суток, когда у бандитов наступала сиеста, Найджел стал шарить в пакетах с вещами. Очевидно, он что-то придумал.
Час спустя мы играли в нарды. Из ватных палочек Найджел сделал фишки, из таблеток ацетаминофена при помощи ножниц вырезал кости – крохотные кубики – и ручкой написал на них цифры. На листке из блокнота он нарисовал два ряда обоюдоострых треугольников, и мы стали играть. Мы играли часами, мы играли днями. Он выигрывал, я выигрывала. Мы играли быстро и молча, как две мартышки в каком-то психологическом эксперименте на выживание. Если в коридоре раздавались шаги, мы быстро прятали все мне под матрас. Игры, как и другие развлечения, считались харам. Мы знали, что, если они найдут у нас нарды, мы будем наказаны.
Наконец, явился Дональд. Он подал мне листок бумаги, где было указано название
– Ребенка нет, – сказал он.
– Аллаху Акбар, – вырвалось у меня, хотя по лицу Дональда было видно, что зря я это сказала. Нельзя благодарить Аллаха за отсутствие ребенка, потому что дети – это дар Божий, как бы там ни было.
Итак, я не беременна. Ложная тревога. Месячные не начинались из-за стресса, повлиявшего на работу гормонов.
Эта новость принесла мне облегчение, хотя и смешанное с разочарованием. Я не могла не почувствовать себя еще более одинокой. Где-то на заднем плане разочарования, как маленький жужжащий мотоцикл, маячило бледное воспоминание о сексе – чувственная роскошь, которая теперь казалась почти нереальной.
В первых числа октября закончился Рамадан. Наши тюремщики отмечали Ийд – праздник разговения. Они приготовили тушеную козлятину. Нам с Найджелом дали на двоих маленькую миску мяса, горсть липких фиников, тарелку печенья в сахарной глазури и даже несколько ирисок. У нас была одна ложка, которую Найджел из вежливости уступил мне. Козлятина была восхитительная – нежное отварное мясо с рисом и маслом. Но вскоре после еды у нас разболелись кишки. Мы по очереди бегали в туалет, страдая кроме прочего от головокружения и обезвоживания. Но ириски, оставлявшие сладкие лужицы на языке, мы съели все равно – мы не могли ждать, когда нам полегчает. Потом мы снова сели за нарды, стараясь не думать о том, что наш мир сузился до размеров обезболивающего в виде крохотного кубика.
Прошло пять недель. Однажды на шестой неделе я проснулась в бодром настроении.
– Сегодня будет хороший день, – сказала я Найджелу, когда нас разбудил первый крик муэдзина.
Он, как обычно, сделал вид, что не слышит меня.
Хороших дней у нас не бывало, но я чувствовала необходимость в надежде, хотя надеяться было все равно что бить кулаком в глухую стену, думая, что кто-то может откликнуться.
– Слушай, – сказала я как-то раз, – я не могу так долго молчать.
Мы лежали на своих матрасах, Найджел – отвернувшись к стене. Он не ответил, и это почти взбесило меня.
– Найдж, – продолжала я, – мы нужны друг другу. Мы должны разговаривать. Я просто схожу с ума, когда ты так молчишь.
Он перевернулся на другой бок и возмущенно спросил:
– Ты считаешь, что, если я буду говорить, тебе станет легче? Ты считаешь, я должен говорить, чтобы тебе было легче?
Мы были точно старые супруги, очень старые, давно надоевшие друг другу, но по привычке продолжающие жить вместе, как вздорные соседи. Еще тяжелее было оттого, что мы оба боялись прикосновений. Мы никогда не брались за руки, не говоря уже о том, чтобы обняться ради взаимной поддержки. Когда Найджел выходил молиться с мальчиками, он больше не выглядел испуганным и не торопился обратно после молитвы. Однажды я услышала его смех на веранде. Они все смеялись, все вместе.
Когда Найджел вернулся, я поинтересовалась, что их рассмешило.
– Ничего, – ответил он и устало закрыл глаза.
Найджел каждый день занимался с Джамалом английским, помогал учить слова. Они казались почти приятелями, Джамал и Найджел, в то время как Абдулла – мой наставник – становился все несноснее. Всякий раз, протягивая руку, чтобы перевернуть страницу или указать мне что-то в тексте, он будто случайно поглаживал мне колено или плечо.
Однажды Джамал принес нам тарелку жареной рыбы, подарок от Дональда, который ел на веранде с мальчиками. Поставив тарелку на пол, Джамал попробовал пошутить. Он взглянул на меня с улыбкой и надул щеки – мол, если я съем все одна, то меня раздует.