Дом веселых нищих
Шрифт:
Солдаты улыбались, штатские кричали «ура»; и Роману казалось, что сегодня праздник, а завтра начнется новая, счастливая жизнь.
Долго бродил Роман по городу. О доме вспомнил, когда уже сгущались сумерки, а люди, час назад кричавшие «ура», торопливо бежали домой, Город быстро и незаметно затих. Улицы опустели. Только грузовики с солдатами чаще проносились по улицам, но солдаты больше не пели.
Неуловимая тревога расползалась по темнеющим улицам, и последние пешеходы торопливо исчезали в воротах. Роман быстро шагал по Загородному,
Вдалеке что-то треснуло и раскатилось, словно камень по плитам пустынного и большого зала. Стреляли далеко, но гул выстрела разнесся по всей улице. Где-то хлопнула калитка. В окнах стал гаснуть свет. Выстрел повторился, потом еще и еще.
Роман прибавил шагу. Что означали эти выстрелы, он не знал, но догадывался, что революция еще не победила и где-то идет бой. А выстрелы не прекращались. Они гремели то где-то далеко, то совсем рядом, хотя людей было не видно.
Роман выскочил на Забалканский и побежал к Первой роте. Пустынные улицы как-то странно оживились. Везде в подворотнях и по стенам двигались серые тени с винтовками, среди которых изредка попадались черные пальто. Роман не оглядываясь несся по улице. Теперь грохотало со всех сторон. Кто-то кричал:
— К офицерскому собранию!
Вдруг Роман споткнулся обо что-то большое и мягкое. Остановившись, он увидел старуху, которая, раскорячившись, ползла по земле.
— Ляг, ляг, недужная сила! Ай смерти захотел? — зашипела она на Романа.
Роман, не слушая, помчался дальше. У Тарасова переулка солдат стало еще больше. Согнувшись, они перебегали по проспекту.
Стрельба усилилась. Солдат, обогнавший Романа, опустился на колено, щелкнул затвором, приложился и выстрелил. Из дула выскочил голубоватый огонек, и Роману показалось, что земля дрогнула.
— В темные окна пали! — крикнул солдат и побежал вперед.
Кто-то схватил Романа и толкнул в Тарасов переулок.
— Стоять здесь и не высовываться! — скомандовал молодой парень в кожаной тужурке.
Роман, оглядевшись, увидел, что он не один. У стены уже стояло несколько человек в штатском. Все они внимательно глядели на стену противоположного дома.
— Во! Во! Еще! — возбужденно вскрикивал седенький старичок в шубе и указывал на стену, с которой, не переставая, кусками отваливалась штукатурка. Это работали пули.
— Из собрания палят, — сказал кто-то тихо.
— Из собора, с купола, — перебил старичок. — Городовые там с утра засели.
Несколько человек, устав ждать, пригнулись и побежали через улицу. Побежал и Роман. Было жутко и интересно бежать, чувствуя, что это не игра, а настоящая опасность.
КАК ВАСЬКА ОСИРОТЕЛ
Каждый день во двор приходили из городской милиции и искали городовых. Но городовых в доме не было. Единственный проживавший — отец Васьки — и тот исчез. Говорили, что он скрывается в доме на чердаке, но точно никто ничего не мог сказать.
Двор теперь не подметали, и грязь сразу расползлась по всему дому. Дворники перестали работать. По вечерам весь дом собирался на площадке курорта. Здесь происходили горячие митинги. Спорили о судьбах России. Спорили горячо, чуть не ссорясь, словно каждый стал министром. И непременным оратором на этих митингах был Кузьма Прохорыч Худоногай.
Через несколько дней после переворота закрылся кинотеатр «Аврора», а в его помещении открылся солдатский клуб. В клубе ежедневно происходили митинги, спектакли, танцы.
И Серега Спиридонов вдруг предложил:
— Давайте свой клуб устроим.
— Хорошо бы. Только где?
— А на пустыре. Землянку выроем — и готово.
Женька стащил из кузницы отца две лопаты. Ребята долго ходили по пустырю, выбирая место для землянки. Наконец единогласно решили, что самое удобное — рыть у забора.
Так как лопат было всего две, то копали по очереди. Серега и Пеца, вызвавшиеся копать в первую очередь, разделись, поплевали на руки и стали разгребать рыхлый талый снег. Земля, уже нагретая и мягкая от солнца, поддавалась легко.
Пока двое работали, остальные собирали нужный для постройки материал. Притащили несколько кусков ржавого листового железа, доски. Женька сколотил две скамеечки и стол. Пеца принес из дома кусок красной материи, а Роман достал портрет Керенского, который принесла из типографии сестра.
К вечеру землянка была готова. Правда, в ней было темновато, но зато это был свой клуб, а от сырости помогал костер, который развели ребята посреди землянки.
Роман занялся украшением стен клуба. Повесил портрет Керенского, а под ним кинжал, когда-то сделанный Наркисом.
— Если клуб устроили, — сказал Серега, — то мы должны примкнуть к какой-нибудь партии.
Стали выбирать партию. Серега предложил вступить в анархисты. Роман — в партию социалистов-революционеров. Спорили только об этих двух партиях, так как у остальных были скучные названия.
Большинство склонилось к социалистам-революционерам. Тогда Роман известкой нацарапал на куске материи два слова:
Социалисты-революционеры.
Тряпку как флаг повесили на стене против портрета Керенского.
Когда ребята уже хотели расходиться по домам, в землянку пришел Васька.
— Вона вы где, — сказал он.
Ребята окружили его, ожидая, что Васька будет хвалить их работу, но Васька молчал.
— Ну как? — спросил Женька, не вытерпев. — Хорошая землянка?
— Хорошая, — сказал тихо Васька.
— А хочешь к нам в партию записаться?
— Хочу.
— Пойдешь завтра с нами в цейхгауз?
— Пойду, — нехотя ответил Васька и опять замолчал.
Беседа не ладилась. Тут ребята вспомнили, что у Васьки все еще не отыскался отец.