Дом Весталок
Шрифт:
А вольноотпущенники гнали Вулпинуса на Форум. Несколько человек держали его в кольце, не давая сбежать; остальные колотили дубинами по стенам домов, и все вместе выкрикивали:
– Убийца! Убийца! Убийца!
Когда они достигли Форума, вид у Вулпинуса был уже совершенно загнанный.
Толкая Вулпинуса друг к другу, вольноотпущенники приблизились туда, где сидят чиновники, в чьи обязанности (которыми, вынужден с сожалением заметить, они пренебрегают), входит следить за порядком на улицах, а также проводить предварительное следствие по делам, связанным с грабежами, разбойными нападениями и убийствами.
Даже сейчас я не сомневался, что Вулпинус сумеет выйти сухим из воды. Ему стоило лишь всё отрицать, только и всего. Но подлые нередко бывают трусливы; и расчётливые мерзавцы зачастую страшатся возмездия; и не так уж редко случается, что двуногие лисы попадают в расставленные ими же ловушки.
– Да, это я убил его! – прокричал Вулпинус, с плачем бросаясь к Манилию. Оппианик заставил меня! Это была его идея с самого начала – написать поддельное завещание и потом убить Азувия! Это всё он! Приведите сюда Оппианика, заставьте его сказать правду!
Я смотрел Луция Клавдия – невысокого полноватого человека, круглолицего и румяного, с явной плешью и короткими толстыми пальцами. Я по-прежнему не сказал бы, что черты его дышат благородством, или что в них светится ум; но он больше не выглядел ни застенчивым, ни добродушным, ни скучающим. Вид у него был торжествующий, внушительный и даже немного грозный. В этот миг он выглядел тем, кем и был – римским аристократом. И играла на его лице улыбка – так, должно быть, улыбаются поэты, найдя блестящую концовку для поэмы, которую давно вынашивали.
Дальше плохое смешивается с хорошим.
Я был бы рад сказать, что Оппианик и Вулпинус получили по заслугам; но увы, римская справедливость восторжествовала – иными словами, почтенный Квинт Манилий оказался не столь уж почтенным и не побрезговал взяткой от Оппианика. По крайней мере, так болтают злые языки на Форуме. Во всяком случае, Манилий, который, выслушав признание Вулпинуса, заявил, что выдвинет против него и Оппианика обвинение в убийстве, потом о своём обещании начисто забыл. Случайно или нет, но поддельное завещание, зарегистрированное Оппиаником на ларинском Форуме, словно в воду кануло, и состояние Азувия было поделено между его родственниками. Так что хотя убийство Азувия и сошло Оппианику и Вулпинусу с рук, никакой выгоды оно им не принесло.
Луций Клавдий был вне себя от ярости. Я посоветовал ему запастись терпением, зная по опыту, что такие мерзавцы, как Оппианик и Вулпинус, в конце концов получают своё. Правда, случается, что прежде они успевают погубить многих…
Луция Клавдия я теперь часто вижу на Форуме в обществе Цицерона, Гортензия и других в честных адвокатов – насколько может быть честен адвокат в Риме. Недавно Луций сообщил мне, что закончил книгу любовных стихов и подумывает о том, чтобы на следующих выборах добиваться магистратуры. Что ж, порядочный человек никогда не будет лишним на нашем Форуме. Пока что он даёт в своём доме на Палантине небольшие обеды, а часть времени проводит за городом, наблюдая, как идут дела
Что же до Коламбы, то когда мы вернулись с ней к «Дворцу Приапа», хозяин выскочил нам навстречу, угрожая прижечь ей угольями ноги за то, что посмела выйти из дому без его разрешения, так что Луцию ничего не оставалось, как купить её тут же на месте. И я совершенно уверен, что в его доме ей живётся хорошо. Луций, конечно, не так юн и прекрасен, каким был молодой Азувий; но это не мешает ему вести себя, как влюблённый юноша.
Старинное этрусское присловье гласит: если завещание никому не принесло хорошего наследства – это плохое завещание. Но хотя мой друг Луций Клавдий и не был в числе наследников Азувия, история с ненаписанным завещанием несчастного юноши всё же принесла ему несомненную пользу.
Лемуры
Раб подал мне свёрнутый пергамент. Я развернул письмо и пробежал глазами написанные знакомым почерком строки.
Гордиану от его друга Луция Клавдия. Приветствую. Одному моему другу срочно требуется твоя помощь. Я сейчас нахожусь в его доме на Палатине. Мой раб покажет тебе, где это. Только не бери с собой мальчика; для ребёнка это может быть слишком страшно.
Предупреждение было излишним: я и так не взял бы с собою Эко. Мой приёмный сын как раз занимался со своим учителем. Они устроились в саду, выбрав солнечное место. Учитель диктовал, а Эко записывал на вощаной табличке.
– Бетесда! – громко позвал я, но она уже стояла рядом, держа наготове мой зимний плащ. Набрасывая его мне на плечи, она бросила взгляд на письмо, которое я всё ещё держал в руке, и на лице её появилось выражение неудовольствия. Бетесда совершенно не умеет читать и потому относится ко всему написанному с величайшим недоверием.
– Луций Клавдий? – спросила она.
– Как ты… - но тут я догадался, что она, конечно же, просто узнала доставившего письмо раба. Мы, господа, редко даём себе труд запоминать чужих рабов; но сами наши рабы – иное дело.
– Наверняка зовёт тебя сыграть в кости или же попробовать вино нынешнего урожая, - пренебрежительно сказала она.
– Вовсе нет; он предлагает мне работу.
Её губы дрогнули в довольной улыбке.
– Впрочем, тебя это не касается, - тут же добавил я. После того, как я взял в дом Эко, подобрав его на улице, а ещё более после того, как я официально усыновил его, поведение Бетесды всё меньше походило на поведение наложницы и всё больше на поведение жены и матери, ведущей дом. Я отнюдь не был уверен, что эта перемена мне по душе. Впрочем, в том, что от меня тут хоть что-то зависит, я был уверен ещё меньше.
– Сложная работа, - уточнил я. – Вполне возможно, опасная.
Но Бетесда меня уже не слушала, занятая своими мыслями. Скорее всего, прикидывала, что можно будет купить для дома на мой будущий заработок. Выходя на улицу, я слышал, как она напевает какую-то египетскую песенку.
Октябрьский день выдался холодный и ясный. Узкая, извилистая улочка, сбегающая по склону Эсквилинского холма от моего дома вниз в Субуру, вся была усыпана опавшими листьями. В воздухе стоял запах дыма; он доносился отовсюду – от очагов и жаровен. Сопровождавший меня раб зябко повёл плечами и плотнее запахнул свой тёмно-зелёный плащ.