Дом яростных крыльев

Вильденштейн Оливия

От его парчовой туники золотого цвета начинает подниматься дым. Как и от его сжатых рук.

Поскольку он не ворон, я подозреваю, что он не собирается превратиться в аморфный сгусток.

«Сгусток?»

Реакция Морргота заставляет меня улыбнуться. До тех пор, пока я не вспоминаю, что он в прямом смысле может считывать каждую мысль в моей голове.

— Это прямая атака на корону!

Несмотря на то, что Данте стоит между нами, тепло, излучаемое телом коронованного монарха, охватывает мою кожу.

— Юстус,

приготовь мой корабль! Мы отбываем сегодня вечером. Я хочу собственноручно выпустить кишки этим предательским крысам, после чего сожгу их трупы, а прах развею над Ракокки.

Я опускаю руки на живот, который сильно сжимается при мысли о необоснованно жестоком плане возмездия. Я смотрю на Данте, желая, чтобы он усмирил жажду убийства своего брата, напомнив ему о том, что потушенный огонь это, конечно, оскорбление, но вряд ли стоит того, чтобы лишать кого-то жизни.

Марко бросается в сторону двери, но останавливается, когда стражник тихо говорит:

— Маэцца.

— Что? — рявкает он.

Роберто неожиданно начинает интересоваться своими сапогами, покрытыми песчаной коркой.

— Никого не поймали.

Чувство облегчения, которое накрывает меня, настолько опьяняющее, что я чуть не падаю в обморок.

— Что значит, никого не поймали? — огрызается король.

— Это значит, что они сбежали.

— Кого ты, мать твою, оставил смотреть за моим королевством, Данте?

Челюсти Данте сжимаются.

— Как я уже говорил ранее, я оставил за главного капитана Даргенто.

Корона Марко соскальзывает на его вспотевший лоб. Он сдвигает её на место, после чего срывает её со своей головы, заплетённой в косы, и швыряет в одного из стражников, который умудряется её поймать.

— Даргенто — беспомощный имбецил.

Я никогда не думала, что наши с королём мнения будут в чём-то совпадать, но должна признать, он очень точно охарактеризовал сейчас Сильвиуса.

— Надеюсь, ты доволен.

Он тыкает пальцем в грудь Данте, и дымок начинает подниматься вверх от его белой рубашки. А затем он хватает его за грудки и резко притягивает своего брата к себе, а его губы не оказываются рядом с ухом Данте. Он шипит ему на ухо слова, которые я не могу разобрать. После этого он отталкивает его, оставив обугленные следы на рубашке принца.

— Передай моей невесте, что я возвращаюсь домой, а не то моё королевство падёт от рук имбецилов из-за имбецила.

После этого он выскакивает за дверь, а Юстус и целый полк солдат следуют за ним.

Кого это он назвал имбецилом, своего брата или Сильвиуса?

Я всё ещё сержусь на Данте, но не могу не коснуться его руки.

— Ты в порядке?

Он смотрит на меня так, словно это я прожгла его рубашку, после чего устремляется в сторону пирующих. Когда он почти доходит до них, его перехватывает женщина с белой, как снег, кожей, одетая в платье, которое как будто соткано из снежинок.

Она касается его запястья и поднимает на Данте глаза такого

же серебристого цвета, как и её платье. И хотя его ноздри всё ещё раздуваются, он не отдёргивает руку. Она спрашивает у него что-то, чего я не могу разобрать из-за громкой болтовни, но я замечаю, как его грудь приподнимается, когда он вздыхает.

Она касается его щеки рукой в перчатке, и хотя он хватает её за запястье и отводит её руку в сторону, мою грудь сжимает ревность. Её взгляд скользит мимо Данте и останавливается на мне. Нас с Алёной не знакомили, но мы хорошо знаем друг про друга.

Рука Данте скользит вверх по её руке и останавливается на локте. Он начинает тянуть за него, уводя её в толпу подальше от меня. Поскольку он выше остальных, когда он поворачивает голову, наши взгляды встречаются. Видит ли он ту боль, что причинил мне? И если да, то чувствует ли он себя хоть немного виноватым?

Запах благовоний окутывает меня. Моя тётя встает передо мной.

— Тебе лучше уйти. Ты и так уже злоупотребила нашим гостеприимством, Фэллон.

Она проводит пальцами, которые украшены сверкающими жёлтыми бриллиантами и заканчиваются острыми ногтями, по атласным складкам своего платья. У неё руки женщины, которая может получить всё, что угодно.

— Забавно, что вы использовали это слово, учитывая то, что за всё то время, что мы провели в компании друг друга, я не заметила никакого гостеприимства.

Я надеюсь, что Морргот и Сьювэл уже закончили. Я уже очень хочу уйти отсюда.

— Не хотите, чтобы я передала какое-нибудь послание вашей сестре и матери?

— Какой ещё сестре?

Я хмурюсь.

— И какой матери?

Несмотря на то, что моё сердце не разбивается, оно трескается. Особенно учитывая все те истории, которые рассказывала мне бабушка. О том, как близки были её дочери. Домитина боготворила маму и везде брала с собой свою младшую сестрёнку.

Я начинаю пятиться от красивой женщины с уродливой душой и переступаю порог. Оказавшись за дверью, я осматриваю окрестности.

«А где роща, Морргот?»

«Иди по дорожке, освещённой факелами».

Я иду быстро, периодически оглядываясь. Никто не следует за мной.

«Какая же у меня гнилая семья. Удивительно, что я выросла именно такой».

«Ты имеешь в виду, скромной и покорной?»

Я фыркаю, услышав его шутку.

«Как, чёрт побери, тебе удалось устроить весь этот хаос? Ты летал в Люс, пока я спала?»

Я надеюсь, что он скажет «да». Ведь это будет значить, что он не наблюдал за тем, как я спала.

«Нет».

Вот чёрт.

«Бронвен?»

«Не Бронвен, но люди, которым она доверила добыть часть меня, запертую в тронном зале».

Я запинаюсь о подол платья и хватаюсь за один из золотых факелов. Я испускаю шипение, когда кончики мои пальцев касаются пламени.