Дом яростных крыльев

Вильденштейн Оливия

Крылья Морргота касаются моих ключиц, щёк. Они прохладные, точно шёлк и мягкие, как лепестки розы.

«Дыши».

«Прежде, чем я умру, я хочу знать, что значит «бейокин»».

«Ты не умрешь».

«Сьювэл умер».

«Сьювэл был человеком, а ты нет».

Звёзды продолжают вращаться, их свечение угасает, а затем снова становится ярким. Медленно, мои лёгкие и горло перестают сокращаться. Мои ноздри и глаза перестают кипеть. И хотя у меня

во рту остаётся привкус пепла, у меня больше нет ощущения, что слизистую моего горла вычерпывают раскалённой ложкой.

Морргот нависает надо мной, его бархатистые перья проходятся по моим ключицам, шее, плечам, щекам. Он, может быть, утешает меня ради себя самого, но мне всё-таки приятно, что я не лежу тут одна.

Когда моя голова прочищается, я понимаю, что эльфы и стражники должны быть уже близко.

«Никто не идёт».

Я морщу лоб.

«Ты всех их убил?»

«Нет».

Я прижимаю ладонь ко мху и ощущаю, что земля методично пульсирует. Ба-бум. Ба-бум. Если это не моё сердцебиение, то кто-то приближается.

Пронзительное ржание эхом разносится вокруг меня.

Ропот.

Я поворачиваю голову и замечаю своего прекрасного жеребца, только вот конь, который гарцует вокруг меня не черный; он белый. И кто-то сидит в его седле. Кто-то с волосами до пояса и в белой униформе.

Седок спрыгивает с лошади и приземляется рядом со мной на корточки. Раздаётся хруст его белоснежной униформы и чёрной кожаной ткани.

— Думаю, нам с тобой нужно поговорить, Фэл.

ГЛАВА 65

То, какими глазами Данте смотрит на меня, заставляет мелкие волоски на моей шее встать дыбом.

— Начинай говорить.

Я принимаю сидячее положение, едкий привкус у меня во рту сменяется привкусом металла.

«Он не знает, что ты задумала», — говорю я сама себе.

— Мне нечего тебе сказать, Данте Регио, — хрипло говорю я.

Он переводит взгляд на серый дым, который клубами вырывается из пещеры, а затем обратно на меня. Над позолоченным воротником его расстёгнутого белого кителя подрагивает мускул. Этот тот же самый китель, что он мне одолжил, и который я предложила сжечь. Похоже, ему не потребовался огонь, чтобы очистить ткань.

Я отползаю от Данте и пытаюсь встать настолько грациозно, насколько это возможно.

— А тем более после того, как ты отгородился от меня и ушёл со своей принцессой.

— Если бы я ушёл с ней, я бы не был сейчас здесь с тобой.

Данте поднимается с корточек и осматривает меня с головы до ног несколько раз.

— К тому же, она не моя принцесса.

Мне должно быть всё равно, особенно после его грубых слов, которые он сказал мне ранее, но тем не менее его признание ощущается как бальзам для моего уязвленного эго.

— А где твой ухажер? — спрашивает излишне внимательный Таво. —

Разве он не должен за тобой ухаживать?

— Он присматривает за моим конём, пока я гуляю по прославленным садам своей семьи.

Я кашляю. Меня всё ещё не покидает ощущение, что Марчелло насадил мои лёгкие на вертел и поместил их над очагом в кухне.

— Что с твоим голосом? — спрашивает Габриэль, а его взволнованный конь вертится вокруг себя.

— Вдохнула фейский дым. Она активировала защиту, — говорит Данте без колебаний. — Вот что с ней такое.

Глаза Габриэля широко раскрываются.

— Но это могло случиться, только если…

— Сколько, Фэллон? — ладонь Данте зависает на рукояти его меча. — Сколько?

Впервые в жизни я жалею, что Данте сейчас не находится с другой женщиной.

— Что сколько? — спрашиваю я с притворным недоумением.

— Сколько воронов ты нашла?

— Воронов? — мой хриплый голос звучит немного визгливо.

— Не притворяйся дурой!

Я задыхаюсь от резкости его тона, и моё сердце начинает учащённо биться. Данте никогда не повышал на меня голос до сегодняшнего вечера. Я понимаю, что он нервничает, но он не может говорить со мной так, будто я что-то, прилипшее к подошве его ботинка.

— Даже если она их нашла, она не сможет вынуть из них шипы. Она фейри, — Габриэлю наконец-то удается усмирить свою лошадь.

— Наполовину фейри, — глаза Данте такие холодные, словно кусочки льда. — И наполовину что-то ещё.

Таво фыркает.

— Ага. Человек.

— Нет, Таво, — мрачно говорит Данте. — Не человек.

Улыбка Таво сходит с его губ.

Эльф в полном военном облачении приближается к окружившей меня стене из мускулов, которая не даёт мне сбежать. Я узнаю его, так как он был тогда в палатке Данте — Гастон.

— Ксема Росси отправила своего, — задыхаясь говорит он, — попугая, Альтецца. Не доверяет… нам.

— Начинай говорить, пока эта зараза не прилетела, или мне не останется иного выбора, кроме как сообщить о тебе, Фэллон.

— У каждого есть выбор, Данте.

Он опускает подбородок.

— Позволь мне выразиться иначе. Скажи мне, что ты сделала с воронами, или я скажу попугаю, чтобы тот сообщил своей хозяйке, что её правнучка сует нос туда, куда не следует.

Таво и Габриэль так близко подводят ко мне своих коней, что частое дыхание животных начинает согревать мои руки.

— Последний раз, когда я проверяла, у меня была фамилия Росси, и это земля Росси, — я прочищаю своё больное горло. — Так что, если кто и зашёл на чужую территорию, то это вы все.

Таво глядит на меня сверху вниз.

— Ты говоришь так, будто питаешь иллюзии о своём благородном происхождении.

Я мысленно приказываю этому фейри упасть с коня и сломать как минимум шесть костей.

— Ты разве забыла о форме своих ушей? И…

— Довольно, Таво! — обрывает его Данте.

«Ты слишком уважаешь этого мужчину».