Дом яростных крыльев

Вильденштейн Оливия

Я не свожу своего ядовитого взгляда с его холодных глаз, так как отказываюсь смотреть на истекающие кровью трофеи несправедливой войны.

— В отличие от своего деда, я за мир, синьорина Росси. За мир между человеком и человеком, и также за мир между человеком и животным.

Его заявление заставляет желчь, покрывшую мой язык, отступить.

— Тогда почему вы не снимите эту ужасную вещь?

— Если я её сниму, разве вернёт это к жизни убитых змеев?

Нет… не вернёт.

— Если вы хотите мира, Маэцца,

тогда запретите убивать змеев.

— А как, скажите на милость, я запрещу их виду убивать наш вид?

— Они научатся этому. Со временем они научатся.

Моё сердце учащённо бьётся, но теперь уже по другой причине. После всего этого страха и гнева, сейчас я чувствую слабую надежду.

— Понадобятся десятилетия, вероятно, даже сто лет, на то, чтобы всё исправить.

— Либо… Либо понадобится одна целеустремленная девушка и совсем немного её времени.

Корона у него на голове сверкает, и над Марко появляется нимб, словно он Бог солнца во плоти.

— Если мой брат не ошибся на ваш счёт, и вы на самом деле можете заклинать змеев.

Я делаю резкий вдох, так как меня удивило то, что он упомянул о разговоре десятилетней давности, который спас меня от суда. Данте заявил, что тоже был мной очарован, хотя он и не змей. Он даже дал клятву на соли, чтобы подкрепить свои слова, что в свою очередь закрепило его место в моём сердце.

Марко обводит моё лицо глазами, такими же острыми, как когти ворона из подземелья семьи Аколти. А я пытаюсь залатать каждый участок своей кожи, который он пронзает своим взглядом, пока какая-нибудь шальная мысль не успела просочиться наружу.

Действительно ли этот монарх желает мира или пытается выманить у меня признание?

Я пытаюсь считать его, так же как он считывает меня сейчас, но выражение его лица — непроницаемо, как и золотые стены этого дворца.

— Я тоже хочу мира, Маэцца.

— Так давайте же вместе принесем мир Люсу.

Звон металла заставляет меня оторвать взгляд от лица короля. Я оборачиваюсь и смотрю мимо своего деда, который встал у меня за спиной и обнажил меч. Должно быть, он замечает вновь прибывшего одновременно со мной, потому что убирает меч обратно в ножны.

Данте проходит вперёд, его белая униформа запачкана грязью, а смуглая кожа блестит от пота.

— Что означает это слушание?

Он определенно взбешён.

Я хочу побежать к нему и зарыться лицом в его грудь. Хочу, чтобы он увёл меня из тронного зала и с Исолакуори, подальше от этих мужчин, которые хотят того, чего я не хочу им дать.

— Добрый день, брат, — дыхание Марко обдаёт мою застывшую шею.

— На каком основании ты арестовал Фэллон?

Ноздри Данте раздуваются, словно он пробежался по всем мостам Исолакуори, чтобы добраться до меня.

— Я никого не арестовывал.

— По Люсу ходят совсем другие слухи.

— Ты же знаешь, что нельзя доверять слухам, которые ходят по моему королевству.

— Я слышал это от твоих личных

охранников.

— Юстус, я думал, что мы нанимаем солдат, а не сплетников. Узнай их имена и распусти всех.

Я протестую.

— Это всего лишь безобидная болтовня, Маэцца. Вряд ли она стоит того, чтобы лишать кого-то работы.

Раз уж на то пошло, я готова поблагодарить этих людей, потому что благодаря им, Данте сейчас со мной.

— Разве это ваша армия, синьорина? — резко отвечает король.

Я крепко сжимаю губы. Пока нет.

— Если Фэллон не арестовывали, тогда почему она здесь?

Данте нависает над моим дедом. Похоже, он намерен добраться до меня не меньше, чем Юстус намерен не дать нам приблизиться друг к другу.

— Это слушание, брат. Её слушают.

Данте сжимает челюсти.

— Слушают или допрашивают?

Братья пристально смотрят друг на друга, напряжение разгорается между ними всё сильнее, как огонь в тронном зале. В отличие от Джианы и Сибиллы, которые очень близки, как какие-нибудь эльфы-воришки, столетняя разница в возрасте, которая разделяет братьев Регио, кажется пропастью, которую ни один из них не способен перепрыгнуть.

— Ты хотя бы предоставил ей адвоката?

Марко жестом указывает на Юстуса.

— Здесь присутствует её дед, не так ли?

Данте фыркает, что заставляет меня растерять все мои звуки.

— Её дед работает на тебя. Долг превыше кровных уз… Это первый урок, которому ты меня научил.

Марко сводит глаза к своему орлиному носу.

— Не то, чтобы это дело тебя касалось, но я тебе уступлю. Мы с твоей подругой обсуждали способы примирения нашего народа со змеями. И хотя она утверждает, что не может контролировать этих тварей, люди видели, как она уже дважды плавала со змеем, и дважды выжила. Это интригует, не находишь?

— Дважды?

— Синьорина Росси нырнула в канал прошлой ночью, чтобы защитить змея от гнева Птолемея Тимеуса. Удивительно, что новость о её полуночном заплыве не достигла твоих торчащих ушей.

Сарказм, с которым Марко произносит каждое слово, наконец-то заставляет меня принять решение. Несмотря на то, что я ничего так не хочу, как мира для Люса, я не буду помогать этому королю установить его.

— Похоже, ты слишком сильно запутался в своих простынях, чтобы расслышать хоть что-то помимо стонов своей шлюхи.

На лице Марко сияет коварная улыбка, словно он чувствует, что его слова сделают больно не только Данте, но и мне.

И они делают мне больно.

До тех пор, пока глаза Данте не находят мои, хотя он и говорит со своим братом:

— Ты можешь отправить ко мне хоть армию шлюх в попытке отвлечь меня от своих политических дел, но я не трону ни одну из них.

Но Берил сказала…

И Лорд Астрид…

Улыбка исчезает с лица Марко.

— Не ври. Они все заходят в твои покои, а когда покидают её, выглядят более или менее удовлетворенно, и от них разит сексом.