Домби и сын

Диккенс Чарльз

Долго Флоренса наблюдала этихъ дтей. Не разъ, въ раннія утра, когда солнце только-что вставало, и въ дом еще никто не пробуждался, бдная двушка уединенно гуляла по берегу рки и заглядывала въ окна спаленъ, гд покоились маленькія дти. Флоренса думала о нихъ съ любовью и наслажденіемъ, но въ то же время чувствовала, что здсь, среди этой розовой группы, она еще уединенне, чмъ въ опустломъ дом своего отца. При всемъ томъ она продолжала жить среди этой группы и съ терпніемъ изучала трудное искусство возбуждать любовь въ родительскомъ сердц.

Въ чемъ же, наконецъ, состоитъ это искусство и гд его начало? Были здсь дочери,

уже владвшія сердцами своихъ отцовъ. Он не встрчали ни холоднаго взора, ни нахмуренныхъ бровей, и даже не подозрвали, что отецъ можетъ отвергать свое дитя. Когда солнце бросало яркіе лучи съ высокаго горизонта, и роса высыхала на цвтахъ, окна спаленъ постепенно открывались, и прекрасные беззаботные ребята съ веселымъ крикомъ выбгали на зеленый лугъ для утренней прогулки. Чему же могла Флоренса научиться отъ этихъ дтей? Не поздно ли взялась она за дло? Каждый мальчикъ и каждая двочка безбоязненно подбгали къ отцу, ловили готовый поцлуй и обвивались вокругъ шеи, уже протянутой для дтской ласки. Нельзя же ей съ самаго начала сдлаться столь смлой въ обхожденіи съ своимъ отцомъ. О, неужели должна исчезнуть всякая надежда! Неужели слдствіемъ неутомимыхъ занятій будетъ окончательное убжденіе, что для нея не существуетъ дороги къ родительскому сердцу?

Даже та старуха, что ограбила ее въ дтств — Флоренса хорошо помнила вс подробности этого приключенія — съ любовью говорила о своей дочери, и мысль о разлук съ нею вырвала изъ ея груди страшный и болзненный крикъ отчаянія. Но мать, вроятно, не то, что отецъ: Флоренса тоже со всею нжностью была любима своею матерью. "А, впрочемъ, какъ знать? — съ трепетомъ и слезами думала несчастная двушка, живо представляя огромную пустоту между ею и отцемъ, — если бы мать была жива, вроятно, и она точно такъ же, какъ отецъ, стала бы меня ненавидть, потому что должна же быть во мн какая-нибудь отталкивающая сила, развивающаяся отъ самой колыбели и достигшая съ теченіемъ времени огромныхъ размровъ." — Она знала, что такая мысль, неправдоподобная сама по себ и не основанная ни на чемъ, была вмст съ тмъ оскорбительна для памяти покойной матери; но такъ велико было ея усиліе оправдать отца и найти въ себ какой-нибудь недостатокъ, что она готова была выдумывать самыя химерическія предположенія.

Вскор посл нея пріхала на дачу къ Скеттльзамъ прекрасная двочка, двумя или тремя годами моложе Флоренсы. Она была сиротка, безъ матери и отца. Тетка ея, старая сдоволосая леди, полюбила Флоренсу — ее вс любили — съ перваго взгляда и каждый вечеръ садилась подл нея съ материнскимъ участіемъ, когда молодая двушка пла или играла на фортепьян. Однажды, въ жаркое утро, черезъ два только дня посл прізда этихъ гостей, Флоренса сидла въ садовой бесдк, любуясь черезъ кусты на группу дтей, которыя рзвились на ближайшемъ лугу. Недалеко отъ нея, по уединенной алле, гуляли тетка и племянница, разговаривая вполголоса, но такъ, что Флоренса могла слышать каждое слово. Разговоръ шелъ о ней.

— Разв Флоренса такая же сиротка, какъ я? — спросила двочка.

— Нтъ, моя милая. У ней нтъ матери, но отецъ ея живъ.

— Такъ она теперь носитъ трауръ по своей бдной матери? — съ живостью спросила племянница.

— Нтъ, по своемъ брат.

— Есть y ней еще братъ или сестра?

— Нтъ.

— Бдненькая, какъ мн ее жаль! — воскликнула двочка.

Послдовало молчаніе. Тетка и племянница остановились посмотрть

на какую-то лодку. Флоренса, какъ только произнесли ея имя, набрала цвтовъ и хотла идти къ нимъ на встрчу; но когда он перестали говорить, она опять сла на свое мсто и принялась длать букетъ. Вскор, однако-жъ, разговоръ возобновился.

— Флоренсу вс здсь любятъ, и она, конечно; заслуживаетъ любви, я уврена въ этомъ, — сказала двочка. — Гд ея папа?

Тетка, посл короткой паузы отвчала, что не знаетъ. Флоренса опять хотла идти, но тонъ голоса, какимъ былъ произнесенъ этотъ отрицательный отвтъ, приковалъ ее къ мсту. Едва дыша и прижавъ свою работу къ трепещущему сердцу, она старалась теперь не проронить ни одного слова.

— Онъ, конечно, въ Англіи, тетенька?

— Думаю, что такъ. Да, въ Англіи, я это знаю.

— Былъ онъ здсь когда-нибудь?

— Не думаю. Нтъ, не былъ.

— Онъ прідетъ ее навстить?

— Не думаю.

— Разв онъ хромъ, слпъ или боленъ, тетенька?

Цвты начали вываливаться изъ рукъ Флоренсы, когда она услышала эти предположенія. Она прижала ихъ тсне къ груди, на которую теперь невольно склонилась ея голова.

— Китти, — отвчала старая леди, — я, пожалуй скажу теб всю правду о Флоренс, какъ сама слышала, да только ты не говори никому, иначе могутъ выйти непріятности для нея.

— Никому не скажу, тетенька.

— Я врю теб, — отвчала старушка, — и могу на тебя положиться. Такъ вотъ въ чемъ дло. Отецъ вовсе не заботится о Флоренс, видитъ ее очень рдко, въ жизнь не сказалъ ей ласковаго слова и теперь почти совершенно оставилъ ее. Она полюбила бы его нжно, если бы онъ захотлъ, но онъ не хочетъ, хотя она ни въ чемъ не провинилась ни передъ нимъ, ни передъ кмъ на свт. Она вполн заслуживаетъ любви, и вс о ней жалютъ.

Многіе цвты изъ рукъ Флоренсы попадали на землю, a т, которые остались на ея груди, были мокры, но не отъ росы. Лицо несчастной двушки склонилось на руки.

— Бдная Флоренса! милая, добрая Флоренса! — восклииалъ ребенокъ.

— Знаешь ли, Китти, зачмъ я теб разсказала объ этомъ?

— Затмъ, чтобы я всей душою полюбила ее и старалась ей понравиться. Такъ ли, тетенька?

— Такъ, моя милая, но не совсмъ. Ты видишь, Флоренса веселится, угождаетъ намъ всмъ, улыбается, принимаетъ участіе въ каждой забав; но думаешь ли ты, что она совершенно счастлива? Какъ теб кажется, Китти?

— Я нахожу, что не совсмъ, — проговорила двочка.

— Далеко не совсмъ, моя милая. Передъ ней маленькія дти съ своими родителями, которые ихъ любятъ и гордятся ими. Понимаешь ли теперь, отчего груститъ она, наблюдая дтей?

— Да, тетенька, понимаю очень хорошо. Бдная Флоренса!

Еще и еще нсколько цвтовъ попадали на землю, какъ будто отъ дуновенія зимняго втра.

— Китти, — продолжала старая леди важнымъ, но совершенно спокойнымъ и пріятнымъ голосомъ, — изъ всхъ дтей, въ этомъ мст, ты одна можешь быть ея естественнымъ и безвреднымъ другомъ. У тебя нтъ тхъ невинныхъ средствъ, которыя имютъ другія дти, счастливе тебя…

— Нтъ дтей счастливе меня, тетенька! — воскликнула двочка, обнимая тетку.

— Ты не можешь, милая Китти, напоминать ей, какъ другія дти, о ея несчастьи. Поэтому я бы очень хотла, чтобы ты сдлалась ея истиннымъ другомъ. Безъ матери и безъ отца, круглыя сироты, связанныя общимъ горемъ, вы вполн могли бы сочувствовать одна другой.