Домик №16

Романова Наталия

– Да иди-ка ты в жопу! – Альбина рывком открыла дверь и уставилась на Михаила. – С хера ли мне тебя бояться, кусок оленя!

– Надеюсь, лучшая его часть, – со смехом ответил Михаил, в это же время, быстро поставил ногу за порог. Теперь она не сможет закрыть дверь, как и вытолкнуть его взашей тоже, для последнего не хватит силёнок.

Миша любовался блондинкой, алчущим взглядом пробегал по телу и лицу. Макияж до конца не смыла, волосы влажные, собранные в косу, значит, была в душе, белый халат из плюша с дурацкими помпонами на карманах и капюшоном, но главное, запахнутым только

на поясок. Дерни, и вот она, вся, во всей желанной красе.

Даже ладони вспотели, зазудели кончики пальцев, так захотелось потянуть этот пояс и увидеть тонкое тело, маленькие груди с розовыми ареолами и острыми сосками, тоненькую талию, схвати одной рукой – переломится, тазовые косточки и бесконечно длинные, стройные ноги.

– Впусти меня, – прошептал Михаил, нагнувшись к лицу женщины, близко-близко к лицу, губам, почувствовал запах зубной пасты и ванили, еле удержался от поцелуя. Губы, намазанные блеском, вблизи было отлично видно, что это блеск, он и пахнет ванилью, с готовностью приоткрылись.

– Прям вампир, – фыркнула, как кошка. – Дэймон Сальваторе третьесортный.

– Не знаю кто это, но польщён, было бы печально, будь я отменным … как его, Дэймоном, – Михаил толкнул внутрь Альбину и быстро сделал шаг. – Ты ведь не будешь шуметь, милая?

– Миш, – пропищала она, зажмурив глаза.

– Ну, милая, – Миша остановился на минуту, аккуратно закрыл дверь, не щёлкая замком, – не бойся, я не сделаю ничего плохого, ты ведь знаешь это.

Альбина молчала, ноздри нервно дёргались, губы сжаты в линию.

Испугал? В принципе, было чего испугаться. Альбина одна в квартире, с ребёнком, беззащитная, всё её фырчание, шипение, брань – сущая ерунда, даже разозлить не может, не то, что испугать. Она не настолько глупа, чтобы не понимать этого.

– Милая… – Он сделал шаг к ней, обхватил лицо ладонями, кожа тёплая, даже горячая, нагнулся к губам. Она губы приоткрыла, дышит часто, глаза закрыла, лицо приподняла, подалась вперёд. Невербальные знаки, красноречивые.

Дотронулся губами до губ, легко заскользил, предвкушая лёгкость первого поцелуя. Ох, и любил он целовать эту женщину. Михаил любил поцелуи, хотя считается, что мужчина не должен, ему бы сразу основное блюдо, а Михаил обожал, где-то боготворил.

Поцелуй с женщиной – поцелуй с богом, не меньше. Поцелуем она расскажет о себе больше, чем самой красноречивой тирадой. Поцелуй – вот маркер, по которому становится ясно, есть злосчастная «химия» или нет. Если нет – не беда, это не слишком мешает, по большому счёту, но если есть искра в момент поцелуя, разряд электричества в позвонки, запах, ложащийся на предпочтения, дыхание, которое необходимо поймать в плен губ, Михаил заводился мгновенно, сильнее, чем от самой изысканной и откровенной ласки.

Сладкий, тягучий момент до, неспешное скольжение языком между губ, как укол – ощущение от встречи с языком, таким же, готовым смаковать поцелуй.

– Давно никто не целовал, милая? – не удержался Михаил, прошептал самодовольно в губы.

– Вот ещё, только сегодня, – ответила нараспев Альбина, губы в губы, не разобрал бы слов, если бы не был готов к такому ответу.

– Он не умеет целовать тебя, – пробубнил он и

накрыл губы жарким глубоким поцелуем.

К чёрту прелюдию к прелюдии. К чёрту невербальные знаки. Он не за этим сюда пришёл. Вдавил в себя худое тело, которое идеально распласталась по телу Михаила, нога скользнула между расставленных ног мужчины, вдавила бедром в пах, потёрлась животом. Михаил ответил тем же – ногой между её ног. Синхронные движения. Слаженные.

– Куда? – нашёл в себе силы оторваться от губ Миша. Он бы взял её прямо здесь, в полутёмной прихожей с бюджетными обоями, нагнул, как и собирался, и взял. Но ребёнок в квартире мешал смелым планам.

Альбина неопределённо махнула рукой, Михаил одним движением поднял её на руки. Она так мало весила, что почти не ощущалась в его руках. Тонкая, лёгкая.

– Миш, – протестующее пробормотала Альбина.

Михаил поморщился. С трудом терпел намёки на свою некогда беспомощность, травму, последствия. Даже такая, вроде бы искренняя забота, не умиляла, а злила его. Уж донести это почти анорексичное создание до кровати он сможет!

Спальня оказалась рядом с входной дверью. Михаил уложил Альбину на кровать, мельком кинул взгляд на обстановку, какая была видна, свет выключен, тускло светил только торшер у кровати. Ничего особенного в месте, где спала Альбина, не было. Недорогая мебель, малоинтересная, никаких неожиданных открытий. Куда интересней женщина, лежащая на кровати, глядящая во все глаза на Михаила.

Он быстро разделся, под жадным взглядом, отбросил вещи в сторону и навис над Альбиной, опираясь на локти.

– Ну, здравствуй, милая, – дёрнул он, наконец, за пояс, полы халата разъехались в сторону.

Михаил окинул взглядом. Да! Да, да, именно то, что ему нужно. Необходимо.

Скользнул рукой под поясницу, выпрастывая из плюша, прижал голое тело к голому и, кажется, потерялся во времени. Не уставал целовать пахнущие ванилью губы и тело с запахом каких-то ягод, сходил с ума от тихих стонов и впившихся в шею ногтей. От понимания, что останутся следы и вовсе терял связь с реальностью.

Не смог оторвать себя от худенького, полупрозрачного в свете торшера тела, и первый раз вошёл сверху. Классика, тривиальная, при этом дающая полный контакт тел, губ, взглядов. Все изыски чуть позже, а пока Михаил ритмично входил, нависая над, двигал бёдрами в первобытном инстинкте, подложил подушку под женские бёдра, угол сменился, движения стали ещё жарче, ещё теснее. Так и кружило в стихийном порыве, пока не испытал оргазм, заваливаясь на бок, вжимая в себя тоненькое тело, ловя губами рваные стоны, слишком громкие.

Позже дорвался, оставлял следы на теле, всасывал кожу, соски, ареолы, груди, аккуратный пупок, линию бикини, изничтоженную под ноль, всё, что ниже, удерживая сопротивление. Не любит она… Главное, что любит он, хочет он, берёт он. А хотел он именного этого. Стонов от откровенных ласк и оргазма от них же. Помнится, она сказала, что не кончает от оральных утех, это послужило сигналом к действию, теперь кончала, всегда.

И он всё-таки нагнул, а она зарылась лицом в подушку, стонала и плакала, просила ещё, кричала бы, если бы не сомнительная звукоизоляция.