Домик под скалой
Шрифт:
– Как чудесно, – сказала Мари. – Наверное, вы не удивились, что его тянет в море – с учетом его родословной, а? Оба его дедушки, вы сами на спасательном судне, его бабушка, мама, тетя…
Старый Робби провел рукой по волосам, и Анна заметила блеск золота на его пальце.
– Ну, ему лишь бы гоняться за своими любимыми дельфинами, в этом все дело. Вбил себе в голову, что его шлюпку можно использовать как спасательное судно, если они запутаются в сетях или еще что. Я взял с Робби страшную клятву, что он будет выходить в море только со мной или с Барбарой. Он хороший мальчик, но легко увлекается.
– Ваша жена тоже выходит в море? – спросила Анна. –
В его остром взгляде мелькнуло что-то, похожее на боль. Анна с замиранием сердца поняла, что сказала что-то ужасное. Внезапная тишина нарушила непринужденную атмосферу в комнате.
– Мама Робби умерла несколько лет назад. – Голос его был тихим и ровным. – Барбара приходится ему бабушкой. Она много нам помогает. И она сама опытный моряк. Еще несколько лет назад выходила с нами в море на спасательной шлюпке.
– Я… простите, – пробормотала Анна. – Я не…
Старый Робби улыбнулся и покачал головой:
– Не извиняйтесь, в этом нет нужды. В любом случае вы правы… Кэсси была настоящим моряком… Море – ее родная стихия, и я в шутку называл ее шелки.
Глава восьмая
На следующий день, в воскресенье, Анна присоединилась к Дэвиду и Глинн, которые вывели на прогулку своего ирландского сеттера, огромного ласкового пса с лохматой рыжей шерстью. Растрепанные, они постучались к ней в дверь и пригласили составить им компанию. Анна согласилась, растроганная искренним предложением дружбы и вспомнив данное самой себе обещание: «Пока ты здесь, как можно чаще говори “да”».
– Не спрашивайте, – сказал Дэвид, когда Анну официально представили собаке с не слишком подходящей кличкой Билл. – Это все Глинн. Мы договорились, что породу выбираю я, а имя – она, и я так обрадовался, что не заметил подвоха.
– По мне так чудесное имя, – сказала Анна, познакомившись с жизнерадостным Биллом, и рассмеялась, заметив торжествующий взгляд, брошенный Глинн на Дэвида.
Они пошли по главной – и единственной – дороге, ведущей из деревни, поравнялись с парковкой и стали подниматься к полям, тянувшимся к востоку от скалы, нависавшей над Криви. Тропинка уводила их все выше и становилась все круче, – казалось, скала вздымается к самому небу. Временами тропа опасно подходила к краю обрыва – так близко, что Анна могла видеть внизу не только «Счастье рыбачки», но и крыши других домов.
Анна смотрела, как Билл бежит впереди, быстро перебирая огромными лапами и время от времени останавливаясь и проверяя, следуют ли они за ним. Утром ветер усилился; он трепал волосы и сбивал дыхание. В дождливую погоду или зимой подниматься здесь было бы еще труднее. На самых опасных участках тропы виднелись следы оползней – проплешины на склонах, где трава и почва съехали вниз, обнажив красноватый камень. Анна вспомнила о поврежденных домах, которые заметила во время первого знакомства с деревней.
– Я еще вчера хотела спросить, – сказала она, – здесь бывают оползни? Некоторые дома в Криви, похоже, пострадали от них.
– Да, – подтвердил Дэвид, – просто ужас. Пару лет назад сошел сильный оползень. Во время шторма. Мы еще легко отделались – могло быть гораздо хуже. Муниципальный совет все твердит о земляных работах, чтобы укрепить остальной склон, но никто в деревне не знает, как это сделать.
– Они и сами не знают, – прибавила Глинн, – в последний год уже и разговоров не слышно.
Анна нахмурилась:
– Но ведь это опасно, разве нет?
– Опасно, –
– Наверное, к пятьдесят третьему году «Счастье рыбачки» уже построили, – сказала Анна.
– Конечно, – кивнула Глинн. – И готова поспорить, в доме жила Брен. Сомневаюсь, что она заметила бьющий в окно ветер.
– Вы ее знали?
– Скорее Дэвид, чем я. Мы встречались несколько раз – достаточно, чтобы я поняла, что она сила, с которой нельзя не считаться, хотя, честно говоря, это сразу бросалось в глаза. Когда мы познакомились, она уже превратилась в маленькую старую даму с серебристыми волосами, но все еще производила внушительное впечатление. Знаете, бывают такие железные старушки, над которыми время словно не властно. Жаль, что это не так. Брен – одна из последних нитей, которые связывали нас с прошлым Криви.
– Я помню ее еще с детства, – сказал Дэвид. – Казалось, она не менялась. Вечная улыбка на устах, а в кармане всегда пастилки для ребятишек. Почти до самого конца она ходила на пристань встречать Старого Робби, когда он привозил ей покупки из Геймри. Всем бы нам в девяносто пять быть такими бодрыми и деятельными, как Брен Маккензи.
– Расскажите мне о ней.
– Лучше поговорите со Старым Робби. Он с удовольствием расскажет вам истории из ее жизни.
Анна набрала полную грудь холодного воздуха:
– Мне кажется, я до самого отъезда буду избегать Роберта Маккензи.
– Как? Почему? Потому что завели разговор о его умершей жене, о которой никто из нас не догадался рассказать? – удивился Дэвид. – Я уверен, он не держит на вас зла. Да и с чего бы? Кэсси умерла пять лет назад, и я ни за что не поверю, что все это время они с Молодым Робби о ней не говорили. Не думаю, что эта тема табу. Во всяком случае, надеюсь, а иначе тем хуже для всех.
Но Анна помнила выражение глаз Старого Робби, когда она задала свой вопрос. Оно сохранялось не дольше секунды, но все же… Интересно, подумала она, есть ли на свете что-то более трагичное, чем мужчина, все еще любящий покойную жену. Отец Анны так и не смирился со смертью жены, и хотя они часто говорили о ней и развесили во всем доме ее фотографии, смерть Хелен Кэмпбелл оставила в его сердце пустоту, которую не мог заполнить никто. Выражение, на секунду мелькнувшее в глазах Роберта Маккензи, потрясло Анну, потому что было хорошо ей знакомо. Ту же боль она видела в глазах отца, когда он задумчиво рассматривал фотографию матери, сделанную в день их свадьбы. Это произошло за неделю до его смерти, а к тому времени матери Анны уже тридцать лет как не стало. Иногда любовь длится один сезон, а иногда она длиннее жизни. Но и та и другая могут быть необыкновенно сильными, и это одна из многих загадок человеческого сердца. Возможно, все дело в том, что сама Анна еще остро переживает смерть отца и ей очень не хочется бередить такую же рану в сердце другого человека. Как бы то ни было, вина тяжким грузом давила ей на плечи, и она никак не могла забыть тень страдания, пробежавшую по лицу Роберта Маккензи.