Домохозяйка
Шрифт:
Я пыталась найти Кэтлин, его бывшую невесту, в надежде, что та, быть может, подтвердит мою историю. Тогда я смогу обратиться в полицию и ко мне там не отнесутся как к чокнутой. У меня были некоторые догадки относительно внешности и приблизительного возраста Кэтлин, поэтому я полагала, что смогу ее разыскать. Но знаете, сколько женщин от тридцати до тридцати пяти носят имя Кэтлин? Огромное множетсво. Я не смогла ее найти. И в конце концов бросила эту затею.
Он заставляет меня отправляться на чердак в среднем раз в два месяца. Иногда чаще, иногда реже. Однажды между отсидками прошло
И дело не только во мне. Если Сесилия делает что-то неприемлемое, наказание обрушивается на меня. Он забил ее платяной шкаф дурацкими платьями с кружевами и оборками, которые она ненавидит и из-за которых другие дети дразнят ее; но Сеси знает — как только она отказывается их носить или пачкает их, ее мама исчезает на несколько дней (и, как правило, сидит в каморке голая, чтобы усвоить урок: одежда — это привилегия). Поэтому Сесилия слушается.
Я очень боюсь, что в один прекрасный день он начнет наказывать ее вместо меня. А пока что я с радостью принимаю свою судьбу, лишь бы избавить от нее свою дочь.
Он четко дал мне понять, что, если я сбегу от него, цену за это заплатит Сесилия. Он один раз уже почти утопил ее. Другой его любимый способ держать меня на коротком поводке — это хранить в кухонном шкафу банку с арахисовым маслом, хотя он знает, что у Сеси аллергия на арахис. Я десяток раз выбрасывала банку, но она снова появляется, — и несколько раз я была наказана за эту провинность. К счастью, аллергия не смертельная, Сесилия только покрывается волдырями по всему телу. Изредка он подмешивает немножко этой гадости ей в еду — чтобы лишний раз напомнить о своей власти, когда Сеси начинает чесаться после ужина.
Я не хочу в тюрьму, иначе давно всадила бы ему горло самый большой кухонный нож.
Впрочем, Энди подстраховался и на этот случай. Он, безусловно, отдает себе отчет, что мое желание организовать ему безвременную гибель или даже самой расправиться с ним может стать непреодолимым. Он дал мне понять, что в случае его смерти от любых причин его адвокат пошлет в полицию письмо с информацией о расстройствах в моем поведении и угрозах в его адрес. Вообще-то ему даже не нужно это делать — с моей-то историей болезни.
Поэтому я все еще живу с ним. И не убила его, пока он спит. Или не наняла киллера. Но я фантазирую об этом. Когда Сесилия подрастет и не будет нуждаться во мне каждую минуту, я, может, смогу сбежать. Тогда у него не останется оружия против меня. Как только она окажется в безопасности, мне будет плевать, что станется со мной.
— Ну вот мы и приехали! — бодро объявляет Сюзанна, когда мы подъезжаем к воротам нашей усадьбы. Смешно вспомнить мой восторг, когда я впервые увидела эти ворота: как здорово жить в доме, окруженном оградой! Сейчас же я чувствую совсем другое — что это забор вокруг тюрьмы.
— Спасибо, что подкинула, —
— Пожалуйста, — чирикает она. — Надеюсь, Эндрю скоро придет домой.
Я морщусь, слыша в ее тоне беспокойство. Несколько лет назад, когда мы с Сюзанной стали близкими подругами, я пришла к ней в гости и мы слишком много выпили. И тогда я доверилась ей и рассказала всё. Абсолютно всё. Я умоляла ее помочь мне. Говорила, что хочу пойти в полицию, но не могу. Мне нужна хоть чья-то поддержка.
Мы проговорили несколько часов. Сюзанна держала меня за руку и клялась, что все будет хорошо. Сказала мне идти домой, а позже мы придумаем, что делать. Я плакала от облегчения, поверив, что этот кошмар наконец прекратится.
Но когда я пришла домой, меня уже поджидал Энди.
По-видимому, каждый раз, когда я заводила новую подругу, он разыскивал ее и за чашкой кофе информировал о моей душевной болезни. Рассказывал о том, что случилось несколько лет назад. Просил немедленно позвонить ему, если у них возникнет хотя бы малейший повод для тревоги. Потому что у меня может случиться очередной рецидив.
Во время нашего с Сюзанной разговора она, объявив, что ей нужно в туалет, выскользнула из комнаты и позвонила Энди. Предупредила его, что я опять впала в бредовое состояние. И когда я вернулась домой, он уже был наготове. В этот раз я провела в «Клирвью» два месяца, где и узнала, что по меньшей мере один из директоров этого заведения — партнер моего мужа по гольфу.
Когда меня выписали, Сюзанна долго и искренне извинялась. «Я так тревожилась за тебя, Нина. Я так рада, что тебе оказали помощь». Конечно, я простила ее. Сюзанна была обманута так же, как и я. Но после этого нашей дружбе пришел конец, а я напрочь утратила способность кому-либо доверять.
— Увидимся в пятницу? — говорит Сюзанна. — В школе, на игре?
— Конечно, — отвечаю. — Когда начало?
Сюзанна не отвечает, потому что внезапно ее внимание привлекает что-то другое.
— Игра начинается в семь? — уточняю я.
— М-м… угу… — мычит она.
Я смотрю туда, куда смотрит она, чтобы узнать, что привлекло ее внимание. И закатываю глаза, поняв, на что, вернее, на кого она уставилась. На Энцо, местного ландшафтного дизайнера, которого мы наняли пару месяцев назад. Он отлично выполняет свою работу, трудится не покладая рук и никогда не ищет повода для отлынивания. И к тому же очень хорош собой. Обалдеть можно, как каждая мадам, приходящая в гости, когда Энцо работает у нас, пускает слюнки и сразу же вспоминает, что у них в усадьбе тоже полно работы, требующей немедленного выполнения.
— Ух ты, — выдыхает Сюзанна. — Я слыхала, что ваш садовник — чертовски красивый парень, но… ё-моё!
Я опять закатываю глаза.
— Он только работает в нашей усадьбе, и все. Даже по-английски не говорит.
— А мне все равно, — отмахивается Сюзанна. — Черт, это, может, даже плюс.
Она не успокаивается, пока я не даю ей номер телефона Энцо. Я ничего не имею против. Он вроде неплохой парень, пусть у него будет побольше работы, даже если ему так везет только потому, что он красавец, а не за его трудовые заслуги.