Домохозяйка
Шрифт:
— Энди, пожалуйста…
— Доброй ночи, Нина. Завтра поговорим.
— Энди, пожалуйста, не делай этого!
Слезы брызжут из моих глаз, когда я слышу его удаляющиеся шаги. Кричать нет смысла. Знаю это, потому что то же самое случилось со мной год назад. Он запер меня здесь в точности так же, как сегодня.
И я почему-то позволила ему сделать это опять.
Воображаю, как ситуация развернется дальше. Я выйду из этой клетки слабая и с затуманенным сознанием. Он сделает вид, будто я пыталась навредить себе, или, что еще хуже, причинить вред Сесилии. После того, что произошло год назад, все ему охотно поверят. Они опять заберут у меня дочку.
Я не позволю этому случиться. Не могу позволить.
Я согласна на все.
И опять Энди оставил для меня три бутылочки воды в мини-холодильнике. Я решаю приберечь их к следующему дню, потому что больше ничего не получу и не знаю, сколько пробуду здесь. Начну пить, когда почувствую, что не выдержу ни минуты дольше. Когда язык станет как наждачная бумага.
Что сводит меня с ума, так это ситуация со светом. Под самым потолком висят две голые лампочки, и обе сверхмощные. Когда я включаю их, свет причиняет физическую боль. Когда выключаю, в помещении темно, как в подземелье. Меня осеняет идея: я пододвигаю под лампочки комод, взбираюсь на него и выкручиваю одну. С одной лампочкой становится легче, но ее вполне хватает, чтобы я болезненно щурилась.
На следующее утро Энди, однако, не приходит. Я сижу в каморке целый день, изводя себя мыслями о Сесилии, о том, что же мне делать, когда и если я выберусь отсюда. Но это никакая не галлюцинация, не ошибка моего разума. Это происходит в реальности.
И я не должна об этом забывать.
Вечером перед сном я наконец слышу шаги по ту сторону двери. Последнее время я лежала на койке, сделав выбор в пользу темноты. Днем несколько тоненьких лучиков пробились сквозь щели в мою клетку, и мне даже почти удалось различить силуэты обстановки. Но сейчас солнце зашло, и в помещении опять темно, как в могиле.
— Нина?
Открываю рот, но в глотке так пересохло, что я не могу вымолвить ни слова. Откашливаюсь, прочищая горло.
— Я здесь.
— Я выпущу тебя.
Жду, когда он добавит «но только не сейчас», однако он говорит кое-что другое.
— Но прежде ты должна усвоить несколько основных правил.
— Как скажешь.
Только выпусти меня отсюда.
— Первое: ты никому не станешь рассказывать о том, что происходит в этой комнате, — твердо произносит он. — Ни друзьям, ни врачу — никому. Потому что тебе все равно никто не поверит, а если ты все-таки заведешь об этом разговор, все решат, что у тебя опять нервный срыв и бедная Сесилия, возможно, снова в опасности.
Я молча таращусь в темноту. Я знала, что он это скажет, и все равно услышанное вызывает во мне бешеную ярость. Как этот человек может ожидать, что я никому не скажу о том, как он издевается надо мной?!
— Ты меня поняла, Нина?
— Да, — через силу отвечаю я.
— Отлично. — (Я так и вижу на его лице довольную ухмылку.) — Второе: время от времени, когда ты будешь нуждаться в дисциплинарных мерах, они будут проводиться здесь, в этой комнате.
Он что — смеется надо мной?
— Нет. Забудь.
Он фыркает:
— Ты не в той ситуации, чтобы торговаться, Нина. Я всего лишь рассказываю тебе, что будет происходить в дальнейшем. Ты моя жена, а у меня весьма специфические ожидания к моей жене. Пойми, это для твоего же блага. Я преподал тебе ценный урок, как не надо выбрасывать электричество на ветер, верно?
Лежа во мраке, я хватаю ртом воздух. У меня ощущение, будто я задыхаюсь.
—
— Для меня было бы лучше вообще никогда тебя не встречать, — отрезаю я.
— Фу, как невежливо с твоей стороны! — смеется он. — Хотя, пожалуй, мне не стоит тебя винить. Ты молодец — выкрутила одну из лампочек. Мне и в голову не приходило, что ты догадаешься так поступить.
— Ты… Как ты уз…
— Я слежу за тобой, Нина. Я всегда слежу за тобой. — (Слышу его дыхание за дверью.) — Такой отныне будет наша совместная жизнь. Мы станем счастливой семейной парой — как и все прочие. И ты будешь лучшей женой во всей округе. Уж я об этом позабочусь.
Я прижимаю пальцы к глазницам, пытаясь заглушить головную боль, раскалывающую мне виски.
— Ты понимаешь, Нина?
У меня щиплет в глазах, но плакать я не могу — слишком обезвожена. В моем теле не осталось влаги для слез.
— Ты понимаешь, Нина?
46
Шаг шестой: Пытаться жить с этим
Я немного опускаю стекло «ауди», принадлежащего моей подруге Сюзанне, — достаточно, чтобы ветер шевелил мне волосы. Она везет меня домой с нашего совместного ланча. Мы собирались обсудить кое-какие проблемы в связи с КУР, но отвлеклись и принялись сплетничать. Не сплетничать очень трудно. В этом городе слишком много скучающих домохозяек.
Люди думают, что я одна из них.
Мы с Энди женаты уже семь лет. И он сдержал каждое из своих обещаний. Во многих отношениях он замечательный муж: снабжает меня деньгами, отличный отец для Сесилии, выдержанный и покладистый. Не пьет, не гуляет за моей спиной, как многие мужчины в этом городе. Почти само совершенство.
И я всей душой ненавижу его.
Я сделала все от меня зависящее, чтобы вырваться из уз этого брака. Торговалась с ним. Сказала, что уйду, взяв с собой только Сесилию и одежду, которая на мне прямо сейчас, но он только посмеялся. С моей историей психического здоровья ему не составит труда внушить полиции, что я похитила Сеси и опять собираюсь причинить ей вред. Я пыталась разыгрывать из себя идеальную жену, лишь бы не давать Энди поводов запирать меня на чердаке. Готовила вкусную домашнюю еду, содержала дом в безупречной чистоте, даже притворялась, что мне не отвратителен секс с ним. Но он всегда находил, к чему придраться, — причем к такому, о чем я бы и подумать не могла, что там что-то не так.
В конце концов я сдалась. Даже не пыталась во всем ему угождать, если это никак не влияло на частоту моих ссылок на чердак. Моя новая стратегия состоит в том, чтобы возбудить в нем отвращение ко мне. Я стала вести себя как мегера, рявкая на него за любую мелочь, которая раздражала меня. Его это только забавляло — похоже, ему нравилось мое плохое обращение с ним. Я прекратила ходить в спортзал и начала есть все, что мне нравилось. Думала, что если его не оттолкнет мое поведение, то, может быть, это сделает мой внешний вид. Однажды он застал меня за поеданием шоколадного торта. Наказанием, как всегда, была отсидка на чердаке впроголодь в течение двух суток. Но после этого он, кажется, махнул на меня рукой.