Домработница царя Давида
Шрифт:
— Дай сюда, — вдруг сказал Олежек и вынул из её руки эту тяжесть, будто воздушный шарик. — Погоди, сейчас ворота открою.
Он нырнул в подъезд, через полминуты вышел, прихватил Аню за локоть и повёл к воротам, на ходу злобно приговаривая:
— Конечно, в тачке любой дурак такие мешки может возить… Тачка железная, не рассыплется. А как руками — так это пусть девчонка тащит… Ты учти: все они козлы, эти крутые.
Идти походкой победительницы под конвоем Олежека не очень-то получалось. Шагал он слишком широко и быстро, держал её за локоть слишком крепко — так
Но представить, что должен думать Евгений Михайлович, Аня не успела. Олежек уже дотащил её до ворот, которые тихо жужжали, уползая в сторону, и Евгений Михайлович, кажется, собирался войти в эти ворота. По крайней мере — сделал пару шагов от машины. Поэтому Олежек решил, что охраняемый объект под угрозой вторжения, выпустил, наконец, Анин локоть, выступил вперёд и спросил официальным голосом:
— Вы к кому?
— Ни к кому, — помолчав, ответил Евгений Михайлович, глядя не на Олежека, а на Аню. Опять с каким-то непонятным выражением. — Я Аню жду… Анну Сергеевну.
Олежек обернулся к Ане, даже немножко наклонился к ней, сделал внимательное лицо и бдительно спросил:
— Анна Сергеевна, вы машину вызывали?
Аня удивилась, уже хотела напомнить, что пять минут назад говорила о том, что врач подвёз её по пути, но опять почувствовала пальцы Олежека на своём локте, посмотрела в ожидающее лицо Евгения Михайловича и сказала:
— Не беспокойтесь, Олег, это мой знакомый. Мы тут сами разберёмся.
— Ну-ну, — недоверчиво буркнул Олежек, выпустил Анин локоть, вышел за ворота и принялся ходить вокруг машины, демонстративно разглядывая номера — и сзади, и спереди.
Евгений Михайлович смотрел на эту демонстрацию бдительности с профессиональным интересом. Ане было неловко. Наконец Олежек решил, что произвёл достаточно сильное впечатление, остановился и обратился к Ане, будто хозяина машины вовсе не было:
— Так, куда багаж складывать?
Про багаж Аня поняла не сразу, поэтому пока придумывала, что надо отвечать, Евгений Михайлович быстро шагнул к машине, распахнул заднюю дверцу и уверенно сказал:
— Вот сюда, на сиденье. Анечка, там ничего бьющегося? На всякий случай ремнём надо пристегнуть, чтобы не опрокинулась…
И Олежек, уже ничего не спрашивая у Ани, устроил её сумку на заднем сиденье, важно кивнул и пошёл к дому с чувством выполненного долга. С демонстративным чувством выполненного долга.
— Садитесь, Анечка, — сказал Евгений Михайлович. — Ну, что же вы? Садитесь, садитесь… Куда мы сейчас?
Ну вот, мы так не договаривались…
Аня помедлила, оглянулась на идущего к подъезду Олежека — и всё-таки полезла в машину. Подождала, пока Евгений Михайлович устраивался за рулём, и решительно сказала:
— Мне до автобусной остановки. До ближайшей. Прямо за углом остановка есть. Вот до неё и… если не трудно. Раз уж так получилось.
— Анечка, вы что, боитесь меня? — удивился Евгений Михайлович,
Аня считала, что вот как раз врачу-то её страшные тайны рассказывать совсем не обязательно. Особенно — психиатру. Особенно — Евгению Михайловичу. Особенно — если помнить о его привычке задавать очень странные вопросы. Даже её дружба с Алиной вызывает у него недоумение. Чтобы не сказать — профессиональный интерес. Так что её дружбу с бомжами он вообще вряд ли поймёт…
Хотя, может быть, это было бы даже кстати. Может быть, он больше никогда не будет заговаривать об ужине в ресторане. И ждать её в своей машине у ажурных ворот не будет. Вряд ли царь Давид одобрит тот факт, что его домработницу кто-то катает в такой крутой тачке. Даже Олежек не одобрил, даже у Олежека это вызвало законное подозрение. Так всё неловко получилось… А она, между прочим, пока ещё замужем.
— Для психиатра может представлять интерес только одна моя страшная тайна, — сказала Аня, как следует обдумав возможные последствия своего признания. — Я дружу с бомжами. То есть, не то, чтобы вот так прямо домами дружу, у них же нет домов. Просто у меня есть знакомые бомжи, и я им иногда помогаю. Как раз сейчас собралась отвезти им кое-какую еду, а тут вы…
Она подождала реакции на своё признание, но Евгений Михайлович никак не реагировал, если не считать того, что посматривал на неё в зеркало заднего вида и слегка улыбался. Неумело. Может быть, опять подумал, что она шутит?
— Ну, ну, продолжайте, — наконец подал голос Евгений Михайлович. — А тут я… Дальше-то что?
— Откуда я знаю, что дальше? Я думала, что вы спросите, зачем мне всё это надо… — Аня помолчала и на всякий случай напомнила: — К тому же, вы собирались в ресторан ехать.
— Я передумал, — весело сказал Евгений Михайлович. — И в ресторан передумал, и спрашивать передумал. Всё равно от вас никакого ответа не дождёшься. Кроме кукареканья… Ну, так где у вас свидание с этими бомжами?
Аня помолчала, повздыхала, подумала — и наконец назвала свой адрес. Бывший свой адрес. Ладно, что ж теперь поделаешь. Всё равно он теперь не отвяжется. Похоже, он решил узнать побольше симптомов, чтобы поставить ей окончательный диагноз. Будут ему симптомы, сколько угодно симптомов будет…
Весь оставшийся путь они молчали, только возле самого дома Аня сказала, что во двор лучше не заезжать, лучше остановиться на углу, а то её бомжи могут испугаться машины Евгения Михайловича. Ну, не то чтобы испугаться, но… в общем, не надо лишний раз их смущать. На самом деле — Аня не хотела, чтобы кто-нибудь увидел её выходящей из этой машины. И бомжи пусть не видят, и никто…
— Правильно, — согласился Евгений Михайлович. — Действительно, зачем лишний раз людей травмировать? У них и так комплексы… Не будем тачку светить, вот здесь, за уголок, спрячемся. Очень правильное решение.