Дон Хуан
Шрифт:
Ноль реакции. Парни обалдело пялятся то на тело товарища, то на валяющегося на земле офицера. Наконец один хрипло выдавливает:
— Он застрелил Уилла!
— Именно так, — соглашаюсь я. — Лейтенант Куртц застрелил Уилла, а я застрелил его. Такой уж я человек — не могу пройти мимо несправедливости. И теперь он мертв, а вы, наоборот, живы.
— Я… еще… — доносится откуда-то сбоку. Живучий парень, даже завидно.
— А нам-то что? — цедит наиболее догадливый. — Как теперь?
— Обыкновенно, воины, — радую открытием я. — Пять минут назад у вас был один путь, в неглубокую песчаную могилку за воротами форта. Сейчас появились варианты. Скажу честно: я здесь не по его душу и не по вашу. Мне нужен только этот фургон. Покойный рядовой… как его… Блэк — вот, он был мой человек. Но раз его нет, справлюсь сам. Мешать мне не следует — мне что одного положить, что вас всех, глаз не моргнет и рука не дрогнет. Если броситесь вместе, то вы меня, конечно, завалите, но как минимум трое об этом никогда не узнают.
— Что от нас нужно? — ну, хотя бы за одного парня можно сказать спасибо его родителям, не полный идиот получился. Соображает.
— Не мешать мне. Организованно отступить в кухню — ваш повар тоже работает на меня, как и парни за этими воротами.
— Повар Кук твой человек?
— Точно. Он расскажет, что делать. Придумаете легенду — историю, которую будете рассказывать потом капитану и подслеповатому каптенармусу. Я бы советовал вот что: в оружейный двор неожиданно ворвался бешеный громила с дробовиком наперевес. Косматый, рыжий, рычащий на непонятном языке — возможно, русский, их неудивительно встретить в этих местах после ликвидации Форт-Росс в Калифорнии… Негодяй обезоружил героического лейтенанта Куртца и убил из его револьвера беднягу Уилла, после чего изрешетил и самого лейтенанта. Далее направился к фургону, но вы залегли и больше ничего не видели. Красивая история. Даже жаль, что все было не так.
— Солдаты, — прохрипел из пыли Куртц. — Вы же давали присягу… Убейте этого мерзавца немедленно… это приказ!
— Помолчи, Ганс, — отмахнулся я. — Скучный ты какой-то. И кстати, отдай-ка сюда свой револьвер, нужно же соответствовать легенде… О, «Кольт Уокер», хорошая вещь, оставлю себе.
— Вообще-то, его благородие зовут Вальтер, — рассудительно сказал догадливый рядовой. — И это… может, пристрелить его?
— Боец, ты невнимателен, — пожурил я парня. — Во-первых, это лишний расход патронов, во-вторых, выбивается из талантливо придуманной мной истории. Ладно, парни, поговорили и хватит, здесь наши дороги расходятся. Шуруйте к повару, повторите легенду, а мне пора.
Они молча, гуськом втягиваются в открытый рот задней кухонной двери, и мне почему-то становится их жалко.
— Да, вот еще что, — вспоминаю я. — Скажете, что безуспешно пытались оказать помощь смертельно раненому лейтенанту, но было уже слишком поздно. Он истек кровью и погиб как герой. Ему все равно, а кому-то из вас, возможно, обломятся сержантские нашивки. Все. Счастливо!
И я вижу одну или две поднятые в прощальном взмахе руки.
***
Мы перекусили какой-то легкой снедью, которую предусмотрительный пройдоха умудрился стянуть из деревни, и отправились дальше. Солнце, для разнообразия, было на нашей стороне — оно упряталось за тонкую пелену облаков, а ветер гонял по прерии пыльные смерчи, затрудняющие наблюдение. Вдали — но уже куда ближе, чем раньше — вырастали желтоватые, морщинистые, как стариковская кожа, горы.
— Мистер Хуан?
— Можешь опускать обращение, парень, кроме нас двоих здесь все равно никого нет. Кроме того, это вовсе не мое настоящее имя.
Настоящего я все еще не помнил.
— Похоже, из форта за нами нет погони.
— Все ждал, пока ты заметишь.
— Это потому, что ты… что вы… там всех…
— Убил? Именно так, парень. Что мне тамошняя рота ленивых и еле живых от жары ненес? На один зуб. Порешил их там всех. Выпотрошил, как куриц. А потом сожрал.
На самом деле, когда я отпирал ворота там, в форте, я был весь мокрый, словно мышь. Потому что за спиной, на кухне, в компании шефа Кука, сидело пятеро здоровых деревенских парней, и, как я и говорил, в голову им могли прийти самые неправильные мысли. И все мое безумное, нечеловеческое везение мне бы не помогло. Поэтому брус, запирающий ворота, я снимал очень неторопливо и аккуратно, и открывал их тоже медленно, с полным пониманием протирающих в спине дыру полудюжины злых глаз.
А потом просто уселся на козлы, хлестнул вожжами застоявшихся лошадок и, не мешкая, укатил, сделав знак ожидавшему снаружи с заводными лошадьми Бату следовать за мной. В галоп мы сорвались уже чуть позже, метров через сто. Играть роль неуязвимых и дерзких демонов следовало тщательно.
— Я бы не удивился, сэр, — замечает Бат, совершая челюстью жевательные движения. — Нет, сэр, не удивился бы. И однако, грех жаловаться. Погони нет, груз при нас, и при всем этом — ни царапины, ни самой завалящей ссадины! Дело, конечно, скверно пахнет, да и без мокрухи не обошлось наверняка, но на моих руках крови нет. Нет, сэр, ни капли.
— Рад за тебя, Батхорн. Тот, кто боится замарать руки, напоминает мне человека, который хотел бы поесть, но не желает брать в руки ложку. Можно, конечно, есть и так, но цивилизованные люди давно придумали более удобные инструменты. Не стесняйся их использовать, здесь все свои.
Сквозь вязкую дневную тишину проклевывался острым цоканьем перестук копыт — мы медленно въезжали на плоскогорье. Скорость теперь придется сбросить — этот фургон определенно не предназначался для гонок — но и торопиться больше не нужно, любую погоню мы увидим теперь издалека.