Дон Карлос. Том 1
Шрифт:
— Да он не умер, это ложь, он жив! — раздавалось со всех сторон и передавалось из уст в уста с неимоверной быстротой.
— Видишь, идет с каким гордым видом, уверен, что добыча не уйдет от него!
— Посмотрите, какой красавец! Еще выше Вермудеца!
— Как его зовут?
— Христобаль Царцароза!
Процессия медленно продвигалась вперед среди густой толпы, с трудом раздвигаемой полицейскими агентами.
Против обыкновения, не было военной команды для водворения порядка, потому ли, что не ожидали, чтоб в столь ранний час собралась такая масса людей, или рассчитывали, что достаточно будет одной
Алано Тицон, осужденный на смерть через повешение, был маленький человечек, лет двадцати, не более, он шел с поникшей головой между несколькими монахами. Перед ним шли тюремный священник и судья, позади палач, за которым следовали, не отставая ни на шаг, двое его работников. Кандалы были сняты с осужденного.
Проходя сквозь толпу, он украдкой бросал взгляд то в ту, то в другую сторону, как будто искал кого-то в толпе, потом быстро опять опускал голову. Страх и ожидание смерти, по-видимому, сильно на него подействовали — он был бледен и худ, как мертвец. Глядя на него, трудно было поверить, что он способен на злодеяния, в которых его обвиняли.
Наконец под заунывный звон колокола процессия приблизилась к виселице. Работники палача приставили к балке с крюком лестницу, и один из них, взобравшись по ней, прикрепил к этому крюку толстую веревку с завязанной на ней глухой петлей.
Судья передал палачу бумагу, заключавшую в себе приговор.
Толпа как будто замерла от ожидания, гробовое молчание царило кругом, все взоры были обращены на мощную фигуру палача и на маленькую, невзрачную фигурку преступника, который с безразличным видом слушал напутствия монахов и с очевидной неохотой преклонял вместе с ними колена для предсмертного покаяния и молитвы.
Когда, наконец, судья и прочие люди этой процессии отошли в сторону, передав осужденного в руки палача, и последний пробовал уже прочность петли, намереваясь накинуть ее на шею своей жертвы, толпа вдруг заволновалась, какое-то движение произошло в ней, и помощники Царцарозы схватили Алано Тицона еще крепче; на краю площади раздались крики: «Пожар, пожар!» Одновременно с этими возгласами действительно из окон и из труб какого-то дома повалили густые, черные клубы дыма.
В тот же момент все, стоявшие под виселицей и вблизи нее, были окружены цепью людей и так тесно зажаты этим кольцом, что вскоре все пустое пространство под виселицей заполнила плотная масса народа, давившего друг друга.
На площади из-за пожара началась неразбериха, поднялся страшный шум; под виселицей тоже закричали, завязалась драка, большинство находившихся тут людей не понимало, что происходит, из-за чего эта драка и этот гвалт.
Сумятица была страшная; осужденного вырвали из рук палачей, набросили на него плащ и шляпу, какие-то люди окружили его и быстро вывели из этой давки. Он бросился бежать между описанными прежде двумя шеренгами, образовавшими проход, прямо в узкий переулок, выходивший на площадь; между тем преследователи, бросившиеся было вслед за ним, не могли прорваться сквозь толпу, и когда раздались крики, что преступник бежал, множество людей начало кидаться в разные стороны, чтобы отыскать его, но того и след простыл, никто не мог сказать даже, в какую сторону он побежал, так как в плаще и шляпе он ничем
Работники палача, полицейские агенты и чиновники, сам судья пытались задержать людей, ближайших к виселице, обвиняя их в освобождении преступника, но и они в общей суматохе терялись в толпе, на их месте появлялись новые, не хотевшие слушать никаких обвинений, да и действительно не имевшие никакого отношения к тому, что случилось, многие из них вступили в драку с представителями законной власти, пытавшимися схватить их и привлечь к ответственности. Схватка эта приняла, наконец, такие размеры, что на помощь правительственным агентам явилась военная команда. При появлении на площади штыков толпа вдруг начала быстро редеть, и военной силе пришлось защищать полицию и чиновников от невинных граждан и рабочих, ввязавшихся с ними в драку; будучи арестованы военной командой, эти люди представили ясные доказательства своей непричастности к делу освобождения Алано Тицона.
Тобаль Царцароза и один из его работников были ранены во время схватки.
XXX. Обманутый предатель
Возвратимся теперь к Инес, которая, как мы уже сказали, задремала, когда цыган остался у нее в комнате. В нем она не сомневалась, хотя и не отдавала себе отчета, почему так поверила в его доброе расположение, в его бескорыстную заботу о ней; это было тем более непонятно, что цыгане вообще известны как люди, готовые всегда предать ближнего ради личной выгоды.
Это мнение о них должно было оправдаться и теперь.
Старый Цимбо, лишившийся своей собаки из-за молодой сеньоры, за защиту которой он не предвидел никакого вознаграждения, лишь убедился, что опасности и неудачи уже начались, решил, стоя у окна и раздумывая обо всем случившемся, отступиться от роли покровителя и защитника.
«Ради чего, — рассуждал он сам с собой, — буду я накликать на себя беды и напасти! Пожалуй, дорого еще придется поплатиться за это глупое покровительство. Взялся защищать чужую, неизвестную мне девушку, которой грозит только одно — что ее отвезут назад в Мадрид, мне-то придется похуже, если я не отступлюсь от своей глупой затеи.
Да и долго ли я смогу охранять и защищать ее, когда там двое преследователей! Не умнее ли будет с моей стороны выдать ее им да получить от них за это какое-нибудь вознаграждение. По крайней мере, можно будет считать, что я не даром лишился своей собаки, и спокойно отправиться к родному табору. С ней тоже ничего не случится дурного, отвезут ее в Мадрид. Да и что мне до нее? Передам ее им, возьму денежки — и дело с концом».
Он находил вполне естественным, что извлечет выгоду из своего предательства, и нимало не задумывался об этом.
Что до обещания, которое он ей дал, так не в принципах цыган заботиться об обещаниях, которые они всегда готовы нарушить при первом удобном случае!
«Нет, будет, — сказал он сам себе, вспоминая с сердечным горем о своей убитой собаке, — я и так пострадал!» Он тихо направился к двери, охваченный нетерпением поскорей исполнить свое решение.
Услыхав его шаги, Инес вдруг проснулась. С испугом она осмотрелась кругом, будто находясь под впечатлением тяжелого сна.
— Это вы! Как, вы хотите уйти? — спросила она взволнованным голосом.