Дон Кавелли и мертвый кардинал
Шрифт:
Однако многие удивились бы, узнав, что Ватикан — не самый щедрый в плане зарплат работодатель и что даже кардинал получает не более трех тысяч евро в месяц. Причем это больше дохода папы, который должен довольствоваться суммой в две тысячи пятьсот евро.
Некоторые сотрудники получают больше, поскольку размер их зарплаты рассчитывается в зависимости от количества лет, которые они проработали в Ватикане. Учитывая в основном довольно невысокий уровень дохода, освобождение от налогов — весьма значительное подспорье. Особенно это заметно на примере бензина, который можно купить по семьдесят центов за литр на обеих заправочных станциях города-государства. Кое-кто из работников Ватикана, бывало, получал дополнительную прибыль, покупая бензин по низкой и выгодной цене и перепродавая его значительно дороже в Италии, но все равно дешево по итальянским меркам. Пришлось вводить
XVII
Кавелли вошел в свои апартаменты и закрыл на ключ слегка скособоченную от времени дверь. Запечатанный конверт он положил на обеденный стол в гостиной, справедливо рассудив, что если открыть его прямо сейчас, то, возможно, до еды этим вечером дело так и не дойдет. Он налил себе стакан тиньянелло, [32] зажег спичкой старую газовую плиту и принялся готовить ужин. Сегодня у него говяжья вырезка гриль с фасолью. К ней прилагался его знаменитый соус «Наполеон», древний и тайный рецепт которого привезли с собой из Франции предки Кавелли по материнской линии. По крайней мере, он всегда так говорил, когда у него кто-то бывал в гостях. Реальность выглядела намного прозаичнее: у него вовсе не имелось никаких французских предков, а соус состоял из равных частей сметаны и сливок, дополненных ингредиентом, на который он случайно наткнулся во время своей поездки в Германию, — приправы фирмы «Магги». Не самая высокая французская кулинария, но он любил этот, к сожалению, чрезвычайно калорийный соус, который под именем «Наполеон» неизменно вызывал благоговейное восхищение у его случайных гостей.
32
Легендарное красное итальянское вино, открывшее новую страницу в истории не только итальянского, но и мирового виноделия. Оно включает в себя сорта винограда Санджовезе и Каберне. Является одним из первых красных вин, которое произвели в Кьянти, не добавляя, вопреки традиции, белый виноград.
XVIII
Кавелли стоял на своей террасе и, как и каждый вечер между семью и восемью часами, наблюдал за садовником, поливающим из длинного шланга газоны ватиканских садов. Эту сцену он вот уже несколько недель безуспешно пытался изобразить на холсте. Много часов он провел у мольберта, но результат, как он сам понимал, выглядел удручающе слабым. Вероятно, при желании можно было даже догадаться, что именно изображено на картине. Время от времени ему удавалось кое-где показать красивую игру света. Однако любительский уровень этой картины, да, собственно, и всех его работ, сразу бросался в глаза. А учитывая то, что в Ватикане творили Микеланджело, Рафаэль и другие гиганты живописи, Кавелли прекрасно понимал, что в этом государстве его с полным правом можно считать худшим художником всех времен. Но он не придавал этому значения, пока это занятие просто доставляет ему удовольствие, а его картины никто не видит.
Он еще раз вдохнул смолистый аромат раскинувшихся гигантскими зонтиками пиний и закрыл окно. Обычно окна его квартиры оставались открытыми с мая по октябрь, но сегодня он хотел уединения.
Всему виной этот конверт.
Кавелли вытащил вилку вентилятора из розетки и включил вместо него настольную лампу. Электрическая проводка в старом доме не менялась с сороковых годов, поэтому в каждой комнате работала только одна розетка. Во время капитального ремонта, который проводился вскоре после вступления в должность Иоанна Павла II, розетки поменяли на двойные, что не лучшим образом повлияло на старые линии, которые и так работали на пределе возможностей.
Только после восьми тридцати, когда в Ватикане официально началось время ночной тишины и Кавелли получал почти все электричество в свое личное распоряжение, оживали и вторые розетки. Но он уже привык так жить, и это положение вещей никогда не вызывало у него досаду. Он сел за стол и, протянув руку, чтобы взять конверт, снова услышал какое-то странное потрескивание.
Черными печатными буквами на конверте было выведено: «Для Д. К.». Оттиск на красной восковой печати, красующейся по центру, едва можно было разглядеть: по-видимому, Фонтана использовал не официальную печать, а свое кардинальское кольцо. Тем не менее Кавелли сумел
Кавелли глубоко вздохнул и вытащил бумаги из конверта и фольги. Первая пачка состояла всего из двух листов. Написанный там текст не содержал ничего, кроме цифр:
1
1 4–5–1–6
1 5–6–2–2–1–5
1 4–1–7
Он еще раз просмотрел строки от начала до конца. Все они выглядели именно таким образом. Совершенно непонятно, в чем смысл такого послания. Кавелли отложил бумагу в сторону и взял вторую пачку. Это было письмо, написанное от руки. Он откинулся в кресле и принялся читать:
«Дорогой друг, это послание адресовано Вам и только Вам, так как я верю (возможно, мне следует сказать „боюсь“), нет, скорее, надеюсь, что никто, кроме Вас не поймет, перед какой ужасной дилеммой я оказался.
Я пишу в надежде, что Вы сможете посмотреть на ситуацию под другим углом зрения. И пусть Вас озарит тот свет, который мне недоступен, свет, о присутствии которого я непрестанно молюсь, даже если не представляю, откуда бы ему взяться. Я — слишком хорошо отдаю себе отчет в том, что открывая Вам, дорогой друг, некоторые обстоятельства этого дела, взваливаю на Вас непосильное бремя. Я буду молиться, чтобы Вы его вынесли. Если поймете, что не в состоянии его выдержать, то Вы не должны чувствовать никакой ответственности передо мной по этому поводу!
Просто сожгите это письмо, не читая, и продолжайте жить своей обычной жизнью! Никто, кроме доктора Бонетти, который обязался хранить молчание, не знает о его существовании, а содержания не знает и он.
Это — предисловие, но надо переходить к главному.
Всю свою жизнь я старался жить в соответствии с Божьими заповедями, заповедями святой католической церкви. Не стану утверждать, что это мне всегда легко давалось.
Как человек, связанный с церковью, я подвергался разнообразным искушениям. Конечно, мы все — всего лишь слабые люди, но о себе я могу сказать, что мне почти всегда удавалось противостоять этим искушениям, помимо некоторых юношеских грехов. Я говорю это без гордости, но с благодарностью за силы, которые даровал мне Бог.
Итак…»
Тук, тук, тук.
Кавелли поднял глаза. Стук в дверь. За ней кто-то стоял, что было довольно-таки необычно. Помимо кардинала Фонтана, его редко кто навещал, по крайней мере без предупреждения. Дело в том, что люди, не проживающие в Ватикане, не могли просто так попасть сюда. Сначала им следовало явиться в бюро пропусков, находящееся сразу за воротами Святой Анны, после чего дежурный сотрудник позвонил бы Кавелли, чтобы тот подтвердил приглашение, и только потом выдал бы визитеру временный пропуск. Но ему никто не звонил. Значит, это кто-то из «деревни», как ласково называли свою родину жители Ватикана. Кавелли решил, что сегодня не в настроении принимать гостей.
Извини, приятель, не сейчас.
Он снова вернулся к письму.
«Итак…»
Тук, тук, тук!
Снова стук в дверь. На этот раз более настойчиво. Кавелли мысленно застонал. Вероятно, свет из-под входной двери проникает на лестницу. Значит, посетитель знает, что он дома.
Тук, тук, тук!
Он неохотно поднялся, подошел к двери и открыл. Увиденное заставило его сделать невольный шаг назад. Слабый свет старого светильника позволил разглядеть на лестничной клетке ту самую молодую женщину, которую он видел на кладбище.
— Buonasera, [33] синьор… — она мельком бросила взгляд на выцветшую табличку с именем на двери, — …Капелли.
— Кавелли, — механически поправил он.
— Кавелли, — девушка нервно откинула со лба прядь темно-каштановых волос. — Извините за беспокойство. Возможно, вы слышали, что случилось с кардиналом Фонтана? Я его племянница.
— Ах да, я видел вас на траурной церемонии. — Кавелли постепенно пришел в себя. — Мои самые искренние соболезнования, синьорина.
33
Добрый вечер (итал.).