Дон Жуан. Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры
Шрифт:
— Вы собираетесь учить меня манерам, сударь? — И Мигель в сердцах хватается за шпагу.
— Перестань, — дергает Паскуаль Мигеля за рукав. — Не устраивай скандала…
Человек засмеялся:
— Не угодно ли сразиться со мною на кистях, молодой человек? На это я еще, пожалуй, соглашусь, прочее же не стоит труда! — И он, с добродушной улыбкой поправив пострадавший при столкновении воротничок, пошел своей дорогой.
Паскуаль удержал Мигеля, кипевшего негодованием:
— Да ты знаешь, кто это?
— Кто бы он ни был!.. — не хочет успокоиться Мигель.
— Это
В вестибюле прогуливаются горожане — знать осталась в ложах, и Мигель увидел свою возлюбленную, только когда вернулся на место.
На глазах всего города он смотрит на нее откровенно влюбленным взглядом, но гнев на дона Хайме туманит ему голову. Если б не старик, можно было бы поговорить с Соледад. Он все время на моем пути. Ненавижу!
Спектакль идет к концу.
Всепобеждающая сила добродетели — так завершается действие, гордыня сломлена и доведена до смирения, безжалостная жестокость прощена.
Занавес упал, и Мигель задумался: он сам чувствует, насколько далек он от той холодной и прозрачной, как горный воздух, чистоты, которой пронизан эпилог пьесы; чувствует, как днем и ночью необузданные страсти душат его, а грудь распирает желание жить жизнью, богатой ощущениями, — такой жизнью, какую он сам себе желает.
Я знаю, что сделаю, говорит он себе, выходя из театра. Завтра увезу Соледад в Сьерра-Арасену, в охотничий замок отца около Эль-Ронкилья, и там заживем мы, как в раю, между небом и землей, одни со своею любовью! Так я хочу! Так должно быть!
Мигель идет за своим вороным. Вехоо подает ему поводья, низко кланяясь:
— Вот ваш конь, сеньор.
— Ты тоже был в театре, — говорит Мигель, вглядываясь в его лицо, скупо освещенное фонарем, от сетки которого решетчатые тени лежат на щеках Вехоо.
— Был, ваша милость, — сознается тот. — Люблю театр превыше всего…
— Кто же сторожил лошадей? — строго осведомляется Мигель.
— Мой помощник да святой дух, снисходительный к одержимым…
Мигель, взглянув ему в лицо еще раз, взял поводья. Коротко простился с друзьями, вскочил в седло и, не дожидаясь факелоносца, пустился в ночную тьму.
А Соледад улыбается своему отражению в зеркале. Дурочка, как я боялась, что он разлюбит меня после этого. С каждым днем любовь его сильнее. Мы встретимся у его кузины, графини де ла Рокка — он хочет поскорей увидеть меня, чтобы сказать мне нечто важное. Больше ничего не велел передать… Но я-то знаю, в чем дело! Он спросит, хочу ли я стать его женой… Хочу ли! Святая дева, хочу ли я!..
Мигель вытерпел церемонию обязательных представлений в новом обществе и, как только вырвался, увлек Соледад в соседнюю комнату, а там — в оконную нишу, где их не могут увидеть. Сегодня он необычайно торжествен, сегодня он серьезнее, чем всегда.
Мой милый, думает Соледад, нежно глядя на возлюбленного, я знаю, к чему прикованы твои мысли. Не колеблись же, дорогой, говори, я жду твоего вопроса
Комната погружена на дно тишины. Слышно даже, как шипят фитили свечей и как созревают мысли, беззвучно заполняя пространство.
Мигель целует руки Соледад, надевает ей на палец перстень с рубином. Растроганная Соледад благодарит любимого поцелуем. Оба счастливы: молча глядят в глаза друг другу.
— Завтра, Соледад, ты будешь со мною в раю, — торжественно произносит Мигель. — Скоро мы покинем город и к восходу солнца будем на месте. Все готово к отъезду.
Соледад не понимает. Покинем город? Ночью? Ах да, конечно! Мы поедем в Маньяру. К его родителям.
Она сияет от счастья, голова у нее идет кругом, она бурно целует юношу, и Мигель накидывает ей на плечи парчовый плащ, подбитый мехом.
— По дороге ты не замерзнешь, но в горах — всегда холодно.
— В горах? — удивлена Соледад. — В каких горах, Мигель?
— Я решил, Соледад: хочу быть с тобою наедине — с тобой и с нашей любовью. Здесь все отнимает тебя у меня. Твои старики, город, мое учение, а я хочу тебя для себя одного с утра до вечера и с сумерек до зари. И хочу этого сейчас же. Мы поедем в Сьерра-Арасену, в охотничий замок моего отца. В горы. Скоро в путь.
Сердце остановилось у Соледад. Задыхаясь, она ищет опору, чтоб не упасть.
Так вот чего он хочет! Похищения — не брака! Хочет сделать ее любовницей, не женой…
Человеческая и дворянская гордость прорвалась в ней, девушка выпрямилась, лицо ее вспыхнуло от загоревшейся крови:
— Нет! Никогда!
Мигель стоит, как молнией сраженный.
— Что ты говоришь? — заикаясь, выдавливает он из себя.
— Никогда! Никогда! — кричит оскорбленная девушка.
Мигель бледнеет — лицо его приобретает мертвенный оттенок.
— Хорошо ли я тебя понял? Ты не хочешь уехать со мной? Ведь только что ты хотела?
— А теперь не хочу! — сбрасывает плащ Соледад. — Никогда!
Мечта Мигеля рухнула, как под ударом грома, мгновенно разбилась вдребезги.
— Да, я хотела! — плачет, рыдает Соледад. — Только не так! Я хотела — ах, не могу сказать! Я-то, несчастная, думала, что ты… Но тебе нужна только любовница, не больше, не больше! Как недостойно…
Мигель не слышит ни слова. Его разочарование сокрушительно. Она не осуществила мою мечту. Обманула мои надежды. Разбила все мои представления, Так вот как она меня любит? Нет, такой любви мне не нужно. Это для меня меньше, чем ничего. Я отдался ей весь, целиком, а она колеблется. Не любит. Оскорбила меня. Конец.
И в эту минуту любовь Мигеля к Соледад мертва. Погибла безвозвратно, и ничто ее не воскресит.
Мигель стоит, словно вбитый в землю, и слух его оглушен грохотом рушащихся миров. Мысль его окутала тьма, и пустота разлилась вокруг него.
Конец. Всему конец.
Ноги двинулись сами собой, и он вышел из комнаты.
А девушка плачет в горе, которое жжет ей виски — они словно в смоляном венце. Поднимает голову и видит — она одна. Ушел? Неужели ушел? Боже мой, да ведь я и в эту минуту люблю его! Прощаю ему даже такое тяжкое оскорбление!