Донская история. Проблемы. Факты. Суждения

Региональный компонент исторического образования очень важен для формирования и развития национального самосознания и суверенитета нашей страны. История Донского края и Ростовской области давно стали предметом нашего интереса, что нашло отражение в соответствующих учебных пособиях для вузов и средней школы. Этой проблематике также был посвящен вышедший в 1998 г. наш двухтомник «Донская история в вопросах и ответах». Однако эти издания, как бы они ни были наполнены фактами и сюжетами, не могут охватить все содержание противоречивой и многообразной истории Дона и казачества, все значимые достижения донской исторической научной школы. В связи с этим возникает потребность поддерживать живой интерес учащейся молодежи и большой части населения к региональной истории. Это тем более важно, что в сети Интернет нередко распространяются вымыслы и субъективистские

оценки тех или иных исторических событий, иногда даже антипатриотические фальсификации. В настоящем сборнике представлены статьи и фрагменты монографий авторов, посвященные актуальным вопросам донской истории.

В первом разделе «Казачество и политическая власть на Дону» размещены материалы С. А. Кислицына по истории донского казачества и политической истории Дона. Среди них можно особо выделить постановочную статью о политической реабилитации казачества в условиях нэпа и статьи по истории политических репрессий возникшей фронды партийно-советских управленческих кадров во второй половине 1930-х гг. Представляет определенный интерес статья об доморощенной историко-партийной литературе и авторах Донского и Северо-кавказского Истпартов в 1920–1930-х гг. Освещены события Великой Отечественной войны на Дону через призму биографии политического руководителя области Б. А. Двинского и других партийных деятелей края. Нам показалось полезным разместить некоторые фрагменты о казачьей государственности из авторских монографий «Указ и шашка. Донские казаки и политическая власть во второй половине XX в.». В представленных фрагментах (введение и заключение) из книги «Шолохов и история России» подчеркивается значение творчества великого донского писателя и в современных условиях.

Во втором разделе «Донское просвещение и культура» размещены статьи И. Г. Кислицыной, посвященные народному образованию и учительству. Центральными в разделе являются две концептуальные статьи по истории феномена донского просвещения, начиная с середины XVI века и до 20-х гг. XX в. В этом контексте также интересны статьи об учителях, ставшими депутатами Государственной думы Российской империи и их судьбах, биографические статьи о Ф. Д. Крюкове и А. Г. Филонове. В заключение раздела размещена статья о важной составляющей донской культуры – историографии изучения истории города Ростова-на-Дону от Ригельмана, Ильина, Иноземцева и до современных авторов.

Почти все статьи и материалы авторов в основном были апробированы в малотиражных узко специализированных научных изданиях и практически недоступны широкой общественности, в том числе монографии С. А. Кислицына «Указ и шашка. Политическая власть и Донские казаки в первой половине XX в.», «Шолохов и история России» и «Красная фронда под секирой НКВД». Все они отражают важные аспекты развития Донского края на основных этапах его истории. По этой причине возникла идея об их дополнительной публикации в настоящем сборнике, рассчитанном на более широкий круг читателей. Предполагается, что сборник будет полезен не только изучающим и преподающим историю края в различных учебных заведениях, но и всем интересующимся Отечественной историей.

Авторы выражают признательность Т. Шолоховой-Синявской за предоставленный материал о репрессиях П. И. Сиуды в 1937 г. и его сына А. А. Сиуды в 1962 г.

Мы благодарны рецензентам наших статей и монографии при первой публикации: д.и.н. проф. А. И. Агафонову, д.и.н. проф. В. П. Труту, д.и.н. проф. Н. А. Мининкову, д.с.н. проф. С. И. Самыгину, д.э.н. проф. Т. П. Черкасовой.

Кислицын Сергей Алексеевич,

д-р ист. наук, профессор ЮРИУ РАНХиГС

при Президенте РФ

Кислицына Инна Германовна,

канд. ист. наук, доцент

Первые достоверные сведения о существовании донской казачьей общности содержатся в документах государственной власти, так как само казачество самостоятельно не создавало текстов с указанием времени своего происхождения. Датировка появления самостоятельно действующих и обособленных казачьих общин в южнорусских степях XIV в. и ранними веками пока не выдерживает научной критики, хотя очевидно, что истоки генофонда казачества, как и всех народов, уходят в глубь веков. Большинство историков подчеркивает включенность казачьих общностей в той или иной степени в политическую орбиту функционирования Московского государства. Письменные упоминания о «молодеческих», «лихих», «гулящих» и т. п. на Дону имеются в наказе Ивана III 1502 г., в ответе Ивана IV («Грозного») ногайскому князю Юсуфу в 1549

г., в летописи о покорении Казани царскими войсками при участии казаков, о покорении Сибири отрядом казака Ермака и т. п. Практически все исследователи солидарны, что возникновение донского казачьего субэтноса и формирование основ его автономного самоуправления фиксируется именно в XVI веке, что связано с выходом казачества на более заметный уровень самоорганизации и военной деятельности, вызывавший определенное и достаточно противоречивое отношение Московского, а позднее Российского государства. Известное суждение о том, что якобы «казаки создали Россию» слишком абсолютизирует роль эпизодов участия казачества сначала в отдельных военно-политических акциях, затем в различных войнах в интересах Московского государства. Казачество активно участвовало в пограничном контроле и колонизации национальных окраин Российской империи, принимало все возрастающее участие в обеспечении национальных интересов государства, но главная заслуга в создании России принадлежит всему русскому народу и его самодержавным правителям. Хотя Московское государство специально не создавало донское казачество, однако оно имело достаточно непосредственное отношение и к его формированию, и к его развитию, и особенно к его подчинению.

Численность казачества колебалась в зависимости от внутриполитического положения в стране, международных отношений, возможностей для разбойных набегов и наличия природных ресурсов, необходимых для пропитания «лихих» людей, длительное время не желавших заниматься земледелием. Вероятно, здесь они слились с группами проживавших представителей каких-то автохтонных народов, усвоили их культуру жизнедеятельности и привнесли то, чем обладали сами: русский язык, православие, элементы социальной и материальной культуры и т. п.

В принципе ясно, что на Дону имелось три этнических фактора, обусловивших появление казачьего субэтноса: 1) местное автохтонное население; 2) пришлые восточные племена и остатки татаро-монгольской орды; 3) беглое русское крестьянство. Начиная с Н. М. Карамзина, ряд историков считает основой казачества тюркские племена. Е. П. Савельев зарождение казачества относит чуть ли не к эпохе Троянской войны, а П. К. Харламов и целый ряд эмигрантов-казакоманов описывали, как казаки нанесли поражение А. Македонскому, основали Киевскую Русь, и прочие легендарные деяния [1]. А. А. Гордеев уже более конкретно доказывал, что казаки получили распространение после распада Золотой Орды, частью которой они являлись. По его мнению, казачество являлось легковооруженной авангардной массы, набираемой из числа покоренных народов. С эти согласен современный историк И. О. Тюменцев, выделяя линию «татаровья-ордынские казаки» и даже расказачивание этих казаков [2]. Л. Г. Гумилев, Ю. В. Бромлей писали, что казачество следует рассматривать как субэтнос, сложившийся из аборигенов южных степей и части населения, выделявшейся из великороссийского этноса. Оно возникло как особый, исторически сложившийся тип этносоциальной группы, как особая форма коллективного существования людей, которая в дальнейшем существенно трансформировалась в социально-сословном плане. Целый ряд современных историков, в том числе В. П. Трут, также отдают предпочтение автохтонной теории казачества [3].

Традицию С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, Н. И. Костомарова, признававших доминирование русского элемента в генезисе казачества, продолжили очень многие современные исследователи. В. Н. Королев подчеркивал славянские корни казачества. А. В. Венков согласился с тем, что устойчивое славянское (или скажем русское) в своей основе сообщество появилось на Дону в XVI в. и представляло собой сгусток пассионариев и постпассионариев». Известный геополитик А. Дугин убежден в том, что казаки были «носителями православной традиции и русской идентичности перед лицом иных цивилизационных тенденций и военных набегов» [4].

Как подчеркивает Г. П. Сопов, серьезным аргументом в пользу теории об общем происхождении великороссов и казаков являются выводы военных психологов о ментальной близости казаков и русского населения центральной России культ старшинства, отдельность мужской и женской сферы семейно-бытовых отношений, культ воинственности, удальства и молодечества безусловно указывают на схожесть некоторых ментальных особенностей. Но схожесть скорее всего не заимствование, а общая характерная черта всех традиционных обществ, связанная с «военно-полисной организацией общества», общей традиционностью культуры, доминированием форм коллективной жизни, дистанцированностью от власти и геополитическим положением. Стержневой казачьей ментальной идеей является отождествление мужчины и воина, что красноречиво говорит о принадлежности казаков к так называемой традиционной (архаической, патриархальной) культуре. Оружие для казака – необходимый атрибут полноценного, свободного человека. Не случайно праздничная одежда казака – военная форма. Для представителей современной цивилизованной Европы и Америки война – это беда, несчастье. Для казака война – неустранимый момент бытия, «религиозное действие, праздничное действие, своеобразная инициализация».