Доплыть до Каталины
Шрифт:
Стоун кивнул.
В дверь постучали.
Аррингтон поцеловала его еще раз, встала и открыла дверь. На пороге стояла Бетти Саусард.
— Доброе утро, Аррингтон, — сказала она. — Рада твоему возвращению. Самолет студии «Центурион» сейчас летит из Вэн Найс в Санта Моника. Он, вероятно, уже заходит на посадку и к моменту нашего прибытия заправится топливом.
— Я готова, — сказала Аррингтон. Она закрыла чемодан и передала его Бетти. — До свидания, — обратилась она к Стоуну. — Я тебе позвоню, хотя не обещаю, что скоро.
— Буду с нетерпением ждать, — сглотнув комок в горле, тихо сказал Стоун.
55
Когда
— Прежде всего я хочу, чтобы в этом деле ты представлял мои интересы в качестве адвоката. Согласен?
— У меня нет калифорнийской лицензии, — ответил Стоун, — и, если ты, каким-либо образом, будешь вовлечен в судебное разбирательство, тебе придется брать адвоката из Калифорнии. Но сейчас я буду твоим консультантом, и можешь рассчитывать на то, что все, что ты мне сообщишь, будет считаться в рамках отношений между клиентом и адвокатом.
— Хорошо, — сказал Вэнс. — Что ты хочешь знать?
— Все. И постарайся ничего не упустить.
— Все началось с акций. Акций студии «Центурион». Это компания закрытого типа, в ней только дюжина крупных акционеров и пара дюжин более мелких держателей, в основном, ценных работников студии. Кто-то начал контактировать с акционерами, предлагая купить их акции, очевидно, пытаясь установить над компанией контроль.
— Кто?
— Сначала никто не знал. Все осуществлялось через третьи руки. Об этом узнал Ригенштейн, но у него возникло твердое ощущение, что людей запугали, заставив продавать, или, по меньшей мере, заставили молчать о том, что к ним обращались с подобным предложением. Это было очень странно и неприятно.
— Когда они подобрались к тебе?
— Погоди, тут имеются другие вещи, о которых я должен тебе рассказать, и они скорее помогут прояснить ситуацию.
— Хорошо, говори.
— Мы с Дэвидом Стармаком дружили с давних пор. Я считал, что он с Луи — мои лучшие друзья. Дэвид познакомил меня с Ипполито. Меня вовлекли в строительный проект — крупный молл [5] — и наши финансы прогорели. Передо мной встала дилемма: либо вложить в проект еще тридцать миллионов наличными, либо потерять пять уже вложенных мной миллионов. Я решил посоветоваться с Дэвидом, и он организовал ланч с Ипполито. Неделю спустя мы получили финансирование от банка Сэйф Харбор.
5
Молл — крупный комплекс помещений под одной крышей, арендуемый множеством торговых предприятий.
— Был ли этот проект сомнительным?
— Я никогда так не думал. Главный партнер имел в прошлом те же проблемы, связанные с выплатой задолженности по проекту, и это вынудило нашего кредитора прервать платежи. Сейчас молл открыт, и бизнес идет отлично. Для Сэйф Харбор это была прекрасная сделка.
— Что случилось потом?
— Все происходило постепенно. Я начал вести все дела исключительно с банком Сэйф Харбор, пока у них не оказалось все — все вклады и средства, которые у меня накопились за многие годы, включая один вклад для Аррингтон. Всякий раз, когда мне случалось инвестировать в бизнес, они были готовы оказать мне услуги. И когда Оний предложил мне войти
— И сколько времени ты числился в совете директоров?
— Думаю, семь или восемь месяцев. Но я не был удовлетворен.
— Почему же?
— Я очень быстро понял, что Оний ожидал от меня утверждений любых своих решений, особенно связанных с его личной компенсацией — курсом ценных бумаг, бонусами и т. д. Другие директора, включая Дэвида Стармака, были у него в кармане. Я заседал еще в трех других советах и играл там активную роль. Я очень серьезно относился к ответственности за акционеров. Я уже был готов уйти в отставку, но Оний стал шантажировать меня, что я кое-что ему должен, и поэтому мне не следует портить его репутацию моей отставкой. Я согласился остаться еще на несколько месяцев. Потом он подъехал ко мне с предложением, чтобы я стал представителем его банка на телевидении. Я отказался наотрез.
— Как он это воспринял?
— Плохо. Я объяснил, что никогда не участвовал в телерекламе и никогда не буду. Я долго делал карьеру актера и не собираюсь ее ломать. Он сказал, что именно поэтому и хочет меня. В конце концов, я был связан с банком как клиент, я вел с ним дела, я был в совете директоров. Отсюда напрашивается вопрос, почему бы мне не стать представителем банка на телевидении? Я опять отказался и сказал, что даю ему тридцать дней, после чего уйду из совета. Он выигрывал время, чтобы сохранить лицо, а я обещал, что не буду публично объявлять о причинах ухода.
— Стал ли он оказывать дальнейшее давление на тебя?
— Не сразу. Но на следующей неделе ко мне явился Дэвид Стармак и сказал, что некто желает дать щедрую плату за мои акции «Центуриона» — вдвое больше номинала. Я сказал Дэвиду, что не могу даже думать об этом, не поговорив сначала с Луи Ригенштейном.
— И что же он сказал на это?
— Он стал уговаривать меня не говорить Луи, что ко мне обращались с подобным предложением, и, в особенности то, что оно исходило именно от него. У меня возникло неприятное ощущение. Я воспринял это как угрозу.
— И что ты сделал?
— Едва Ипполито покинул мой офис, я позвонил Луи и рассказал ему обо всем. Луи был в гневе, и я обещал ему, что не продам свои акции. Я приказал Бетти в тот же день положить мои акции в новый депозитарий.
— Ты почувствовал угрозу?
— Трудно объяснить почему, но почувствовал.
— «Центурион» — очень прибыльная студия?
— Не безумно, но год за годом она приносит неплохую прибыль. Студия работает без значительных долгов, но за последние два года было несколько значительных потерь, и Луи начал занимать деньги в банке Сэйф Харбор с одобрения совета директоров. А я в совете.
— Отчего же они так жаждут приобрести студию, если она не так уж и рентабельна?
— Недвижимость.
— Какая недвижимость?
— Земля, на которой располагается студия. В любом случае, это теория Луи. Все акционеры и все в совете директоров знали, что земля ценна так же, как и, собственно, бизнес. Самый крайний участок был продан годы назад за несколько миллионов, что было глупо. Сегодня он стоил бы в двадцать раз больше. Студия занимает самый крупный участок земли, оставшийся в Лос-Анджелесе, и в руках одного владельца — более четырехсот акров. Если ты постараешься собрать воедино эту землю в Лос-Анджелесе, забрав ее у разрозненных собственников, она может стоить сотни миллионов долларов, а может, и целый миллиард.