Дополнительный прибывает на второй путь
Шрифт:
За Сабуровом Денисов заснул, подложив руки под голову, сдвинув лежавшие на столе бумаги. Когда он проснулся, солнце светило прямо в купе - направление поезда снова сменилось. Часы на руке показывали тридцать шесть минут первого. Сабодаш - в рубашке, хотя и незастегнутой, при кобуре - разговаривал с Феликсом, официантом-разносчиком, который стоял у порога с корзиной, полной молочных пакетов.
– Как себя чувствуешь?
– спрашивал Антон.
– А то совсем позеленел...
– Утром-то?
– Тот насторожился...
–
– Куртка у него на поясе была разорвана, сквозь дыру проглядывала загорелая складка.
Денисов сдвинул занавеску. Пока он спал, Антон задернул ее, спасая от прямых лучей.
– Работы много?
– спросил Сабодаш.
– Ты садись...
Феликс покосился на кобуру, однако сел, поставил корзину у ноги.
– Работы как всегда. Не спалось... Я вообще не сплю в поездке... Нервы, что ли?
– В твои годы!
Официант-разносчик был молод, с начинающимся брюшком.
– Возраст ни при чем.
– По составу ночью ходил?
– продолжал Сабодаш.
– Было.
– Было? А мы по радио обращались, искали очевидцев... Когда ты приходил ночью, свет горел?
– Сначала горел, - Феликс отвечал неуверенно, - в темноте тоже проходил.
– Куда?
– В хвост состава, по-моему.
Денисов слушал, пробуждение оказалось неожиданно легким.
– Пострадавшего видел?
– Убитого?
– Официант подумал.
– Видел, когда еще свет горел. Он разговаривал с пассажиром.
– С кем? Помнишь?
Феликс пожал плечами.
– Ты его соседей по купе знаешь?
– Знаю. Старичок. А еще - высокий, в джинсах. Нет, с ним стоял другой. По-моему, не из этого вагона...
Антон оглянулся на Денисова: слышит ли?
– В одиннадцатом я этого пассажира не видел.
– Какой он из себя?
– Немолодой...
– Я сам не молод, - сказал Сабодаш, - скоро тридцать. И Денисов тоже. Он, правда, моложе. Сколько ему на вид?
– Лет сорока...
Денисов вспомнил Пятых: "Пожила людина".
– Где они стояли?
– Антон был явно в ударе.
– У служебки...
– Любопытно!
За окном показались дома - Феликс обрадовался.
– Тамбов! Областной город, а пять минут всего стоим! Разрешите, - он показал на пакеты с молоком.
– Жара! Сразу киснет...
Поезд замедлил ход.
– Сорокалетний мужчина из другого вагона, - подытожил Антон.
– Может, тот самый? Исчезнувший? Проводнице даже ты кажешься староватым...
Денисов внимательно слушал.
– ...Пассажир этот приходил в одиннадцатый вагон к Голею и не вернулся.
– А потом?
– Потом настала очередь самого Голея!
В станционную милицию Антон отправился один, Денисов ждал в купе. Вокзал был залит солнцем, казалось, вокруг нет клочка земли, не пронизанного палящими лучами.
Перрон
Антон появился перед отправлением, в обеих руках нес яблоки.
– А как с телеграммами?
– Пока нет.
5
За обедом Марина и Антон снова говорили о субботних вылазках за город. Как бывает, разговор малознакомых людей касался одной счастливо найденной темы.
– ...Глаза страшатся, а руки делают! Как подумаешь: в пятницу собрать детей, спальные мешки! Все эти котелки, поводки, ошейники...
– Круглая большая оправа делала ее лицо моложе. Из-за чуть затемненных стекол следили внимательные глаза.
– Оторопь берет! Отправила бы одних, сама бы до понедельника с тахты не вставала... Но приедешь к реке - тишина, птицы. До утра сидим, стихи читаем, смотрим на костер. Тем не менее все высыпаемся!..
– Понимаю.
– И всю неделю - ожидание поездки, - она улыбнулась.
– Помните, у Вероники Тушновой: "Счастье - что оно? Та же птица: упустишь - и не поймаешь. А в клетке ему томиться тоже ведь не годится, трудно с ним..."
– Цветов много в Сумах?
– Очень. У гостиницы в Москве гладиолусы, настурции... Но у нас больше. Аромат на весь город.
Денисов смотрел в окно. За Тамбовом в направлении Рады тянулся смешанный лес. Поезд перерезал овраг. По обоим склонам строго вверх росли деревья.
– Стоит ли ехать на Каспий?
– Он с трудом оторвался от прочерченных ими вертикалей.
– Если так хорошо дома?
Наискосок, через два столика, снова сидел Ратц, скучный, похожий на высохший глиняный сосуд. Одинаково тусклый свет исходил от его нержавеющих металлических зубов и потухших голубоватых глаз.
– Поездки кончились, - Марина отодвинула прибор.
– Распалась компания.
– Поссорились?
– И не ссорились. На работе встречаемся, разговариваем. Распалась, и все. Теперь каждый по себе.
В конце обеда появился Вохмянин с толстой общей тетрадью. По просьбе Денисова Шалимов подобрал купе, где завлабораторией мог готовиться к симпозиуму.
Антон продолжал прерванный разговор, Денисов снова ему позавидовал: сам он был скован, боялся что-нибудь упустить. Как будто день и ночь все играл одну и ту же сложную турнирную партию...
– ...Он увлекается магнитофонами...
– сказала Марина.
Денисов понял: Антон спросил о муже.
– Сколько их перебывало! То что-то не отрегулировано, не доведено. То меньше, чем хотелось, ватт на выходе. Разъем двухштамповый вместо одноштампового...