Дополнительный прибывает на второй путь

Словин Леонид Семенович

– Можно ее назвать дружеской? Или преобладала отчужденность?

Ратц покрутил головой.

– Отчужденности не было.

– Голей выглядел компанейским?

– Наверное, - бухгалтер немного успокоился, - вино, шампанское. Голей поцеловал женщине руку.

Своим тоном он дал понять, что не принимает экстравагантных замашек погибшего.

– ...В Нововиленском, когда провожали счетовода на пенсию. Школьников, председатель райпотребсоюза, поцеловал ей руку. Перед войной

дело было. Шум, гвалт!
– Казалось, Ратца ничего не интересовало, кроме воспоминаний сорокалетней давности.

– О чем с вами говорил Голей?

– Спросил, бывал ли я в Кировоградской области.

– Вы упоминали Каменец-Подольск?

– Он сказал, что был в Каменец-Подольске...
– Старик не искал выход из лабиринта, Денисову предстояло заниматься этим самому.

– Голей выпил больше, чем другие?

– Я бы сказал: меньше. Голей нервничал. Руки!.. Он все время шевелил пальцами.

– Из-за чего произошла ссора?

– Он хотел отметить отъезд, я отказался!

Налицо была другая интерпретация, не та, которой придерживались его спутники. Помолчав, Ратц спросил:

– Деньги нашлись?

– Денег нет. В том-то и дело, что, кроме вас, их никто не видел...

– Восемь тысяч.

– Не ошиблись?

– Слава богу! Я бухгалтер!..

Денисов вернулся к разговору о купе, где совершилось преступление.

Все было важным и значительным там в поздний час, перед "третьей стражей", как называли его древние, делившие ночь на стражи в предвидении "татинных и убивственных дел".

– Из ваших попутчиков никто раньше не знал друг друга?

– Голей и Вохмянин? Мне неизвестно.

– Где вы сидели за ужином?

Ратц оглянулся, еще ближе подвинулся к двери.

– Женщина и Голей сидели там, у окна, напротив друг друга. Я здесь. На другой полке Вохмянин. Согласно билетам... Потом легли спать. Обычно у меня бессонница, а тут будто провалился! И пробуждение! Этого не объяснить...
– Ратц серьезно посмотрел на Денисова.
– Видели, как падают ящики? Или картонные коробки. Штабеля картонных коробок... Проходит трещина наискосок, и они валятся. Ряд за рядом.

– Давно это с вами? Как вообще себя чувствуете?

– Похудел сильно. Майки, пиджаки - все сваливается!

Был еще вопрос:

– Ваш ножик...

– Тоненький! С красной ручкой!

– Где он?

– Я давал его откупорить бутылки...
– Ратц посмотрел на Денисова, потом на Антона. Маленькое лицо сжалось еще больше.
– Вы нашли его? Ничего не помню...

Крохотной Тоновкой, заставленной платформами с пиломатериалами, закончилась Юго-Восточная дорога. Следующая станция - Умет - принадлежала Приволжской.

В

Умете уже ждали, почту принесли в вагон. Радости от нее было мало. Телеграммы были те же, что и в Кирсанове, Москва продублировала их в два адреса на случай непредвиденных обстоятельств: о том, что Вохмянин пробыл в Москве не двое суток, как показал на опросе, а трое; а старший ихтиолог Плавич, чей адрес был в блокноте пострадавшего, никогда не слыхал о человеке по фамилии Голей.

Одну телеграмму Денисов отложил в сторону:

"Осмотром перегона Вельяминово - Привалово правой стороны ходу

Москвы семьдесят третьем километре второго пикетного столба

обнаружен нож заточкой клинка односторонней ручка красная

пластмассовая направлен биологическую экспертизу =

Газимагомедова".

Это был ответ на только что состоявшийся разговор с Ратцем.

– Все?
– спросил Денисов у посыльного.

– Все.
– Посыльный вежливо откланялся: - Удачи в раскрытии тяжкого преступления!

Все было в лучших традициях транспортной милиции.

– Спасибо.

Вместе с Антоном Денисов подошел к тринадцатому вагону. Юную великаншу. Пятых, окружили пассажиры.

– Фокус-покус!
– Мужчина в майке-сетке, в полосатых брюках, с венчиком редеющих медно-красных волос владел общим вниманием.
– Выпью из бутылки, не раскупорив ее!

– Скажите!
– Пятых хохотнула.
– Не раскупорив...

– Пари!

Сабодаш, простая душа, заинтересовался:

– Это как?

– Показать, товарищ капитан? Подай вино!
– крикнул мужчина кому-то в вагон.
– Протокол не составите?

Из тамбура передали две бутылки "Марсалы", одна была раскупорена.

– Следите!

Он перевернул запечатанную бутылку - с наружной стороны в дне имелось едва заметное углубление. Мужчина налил несколько капель из второй бутылки, пригубил.

– Пью?

– Ну, дает магаданец!
– объявила Пятых.

Вокруг засмеялись.

– Магадан - город без фрайеров...
– он оборачивался во все стороны, показывая фокус-покус.
– Условие соблюдено? Пью из неоткупоренной!

Двое его друзей - пожилой, со шрамом, и второй, в тельняшке, с металлической пластинкой на руке, - наблюдали за ним из тамбура.

– Игра слов...
– Антон махнул рукой.

Колодки тормозов неожиданно скрипнули.

– Тро-га-ем-ся!
– пропела Пятых.
– Садитесь!

Денисов и Сабодаш прошли в служебку. Здесь было прохладнее, окно завешено мокрым одеялом. Рядом с распределительным щитом висел отрывной календарь. Денисов заглянул в него:

"Двадцать шестое августа