Дорога без следов
Шрифт:
– Не побрезгуем, – успокоил Семенов. – Где он живет?
– Почти в центре. Квартира удобная, с черным ходом в проходной двор. Другой вход через парадное с улицы. Сын у него в партизанах, но об этом никто не знает. Считают, что пропал без вести в начале войны, а он не разубеждает. Живет вдвоем с женой, оба помогают мне, и знаем друг друга давно, с детства. Кто туда пойдет?
– Наверное, я, – отозвался Волков. – Приятелю моему, – он кивнул на Семенова, – нет резона в центре поселяться, особенно после сегодняшнего случая. И вот еще что, дорогой Осип Герасимович, пора искать надежные и безопасные пути выхода из города. Возвращаться
– Обязательно, – заверил хозяин, провожая гостей в отведенную им комнату.
Улегшись на кровати, долго курили. Семенов еще раз во всех подробностях рассказал товарищу о происшествии, а тот поделился с ним своими сомнениями.
– Не веришь в измену? – шепотом, чтобы не услышали хозяева, спросил Павел Романович.
– Моей веры или неверия мало, – помолчав, горько сказал Антон. – Нам дано задание принести точный ответ, исключающий любые сомнения. Как мне кажется, господа Бергер и Бютцов такой ответ для нас заранее приготовили и только ждали, пока мы за ним придем. Самое страшное, Паша, что ответ они могут дать самый что ни на есть правдивый. А у нас ему не поверят!
– Думаешь, сыграют от обратного? – приподнявшись на локте и вглядываясь в темноту, туда, где лежал Волков, встревоженно спросил Семенов.
– Они нас тоже неплохо изучили. Будем надеяться, что сегодня тебя приняли за партизана или подпольщика. Но почему около этой явки, даже давно сгоревшей, оставлен пост немецкого наблюдения? Сапожник мог там сидеть не один, рядом могли гулять наружники, специально выделенные для выявления незнакомых людей, проявляющих интерес к пожарищу. Почему Бергер и Бютцов не жалеют на это сил? Почему и как, если Слобода ими не завербован, они узнали весь его маршрут и уничтожили свидетелей?
– Торопишься, – откинулся на тощую подушку Павел Романович. – Пока неизвестно, как с другими населенными пунктами. Ермаков не дал ответа, а здесь шуровали каратели.
– Погоди, даст, – невесело ответил Антон. – Худо дело, если они нас обоих уже засекли. Тогда мне надо тянуть их за собой, делать вид, что пошел на поводу и сам лезу в их западню.
– Опасно!
– Не очень. Им надо впихнуть нам свое, поэтому, думаю, выпустят из города, если убедятся, что заглотил их наживку и потащил ее за линию фронта. А ты тем временем, оставаясь в тени, станешь скрупулезно все и вся проверять. Живым, в случае чего, я все одно не дамся.
– Не дело, – отрезал Семенов. – Часть твоего плана годится, но не весь целиком. Подумаем еще, чтобы свести риск к минимуму.
Волков не ответил. Закинув руки за голову, он прислушивался к шуму деревьев за окнами домика, спрятавшегося в трущобах Таракановки.
Надо попытаться понять ход мыслей Бергера и фон Бютцова еще до побега Слободы – начали они операцию загодя или разработали ее уже потом, от собственной безысходности, когда смертник ушел из их рук? От этого сейчас многое зависит: поймешь, разгадаешь или нет?! Надо ломать голову и думать, думать, искать слабое звено в их замысле и бить по нему, неожиданно для врага, так, чтобы он ничего не успел предпринять, пребывая в полной уверенности собственной неуязвимости и изворотливости. Вот только где оно, это слабое звено?
Осип Герасимович щупает подходы к замку, парикмахерша Нина должна в самое ближайшее
Под утро приснился ему отец Тони, виденный им только на фотографиях предвоенной поры – грустыой и опечаленный, он укоризненно качал головой, глядя на Антона с мольбой в глазах. Потом он исчез и появился фон Бютцов – совсем такой, каким его видел Волков в Польше сорокового года, когда они вместе оказались в абверкоманде подполковника Ругге. Конрад, одетый в щегольской штатский костюм, тащил на плече какую-то скульптуру и радостно склабился, приветственно помахивая рукой.
– Тараканов! – закричал он, назвав Волкова по фамилии, под которой тот работал в Польше. – Спрятался в Таракановке и думаешь, тебя там не найдут?..
Открыв глаза, Антон увидел за окном серый свет утра. Ветер утих, стука капель дождя пока не слышно. За перегородкой возилась у печи Елизавета и глухо басил Павел Романович, расспрашивавший ее о столь странном названии трущобного поселка.
Выйдя на половину хозяев, Волков пожелал всем доброго утра и попросил налить в стаканчик для бритья горячей воды. Намылив щеки, он начал тщательно скрести их трофейной опасной бритвой.
– Как спалось? – в горницу вошел Осип Герасимович. – Я уже сходил в город, гробовщик готов принять постояльца. Не передумали? Кто пойдет?
– Я, – Антон предостерегающе поглядел на хотевшего возразить Павла Романовича, призывая его согласиться с принятым решением.
– И вот еще что, Осип Герасимович, – попросил Волков, вытирая полотенцем лицо. – Нужен доктор. Хороший, надежный, желательно опытный и не трусливый. Сможете?
– Доктор? – озадаченно переспросил хозяин явки. – Поищем… А как скоро надо и чего ему говорить?
– Пока ничего, а надо еще вчера, – улыбнулся Антон. – Договоримся так: найдете, сразу скажете, а я буду с нетерпением ждать.
На завод Сергей Иванович Кривошеин приехал затемно. Тяжело отдуваясь – погода скачет, будь она неладна, оттого и сердечко прихватывало, – он поднялся по лестнице и, пройдя коридором, без стука отворил дверь кабинета Первухина.
Тот поднял вихрастую голову от бумаг и покрасневшими от ночных бдений глазами недобро глянул на вошедшего. Не обращая внимания на его красноречивые взгляды, Сергей Иванович прошел к столу и похозяйски уселся на стул. Достал портсигар, вынул папиросу, размял, прикурил, с наслаждением выпустил струю сизого дыма и погладил пальцами шрам на тыльной стороне ладони.
Первухин откинулся на спинку кресла и зло прищурился: если Кривошеин гладит свой рубец, хорошего не жди.
– Зачем пожаловал? – прервал молчание хозяин. Сергей Иванович отметил, что того проняло бесцеремонное вторжение. Забеспокоился. Ишь, как вскинулся и глазенками стрижет, чует за собой, пакостник, что набрал в рот дерьма и начал им плеваться во все стороны…
– Девчонку уволил все-таки? – Кривошеин снял фуражку и положил ее на край стола.
Первухин покосился на фуражку, словно это была бомба со взведенным механизмом и, быстро облизнув пересохшие от волнения губы, полез в сейф. Вытащил из него тонкие корочки личного дела и поставил их перед собой, как щит, повернув лицевой стороной к незваному гостю.