Дорога через ночь
Шрифт:
– Где бункер?
– У самого входа на мост, недалеко от домика, где живут эсэсовцы.
– Что делают солдаты вне службы?
– Больше всего спят в своем бараке, стоящем у насыпи. Перед вечером ходят в соседний поселок в пивную. Эсэсовцы оставляют в домике одного, солдат остается примерно половина.
– Как далеко до пивной?
– Метров восемьсот...
– Можно ли отрезать пивную от барака и моста?
– Можно.
– Можно ли отрезать эсэсовский барак от моста?
– Думаю, нет.
– Можно ли блокировать барак?
– Трудно, но можно.
–
– Если бы не было пулемета, то человек шестьдесят.
– С пулеметом?
– Человек сто.
Шарль остановился и вопрошающе посмотрел на нас: не хотите ли, мол, теперь вы попытать его? Я отрицательно мотнул головой.
– По-моему, все ясно.
Устругов нахмурился.
– А по-моему, ничего не ясно. Эти цифры ничего не дают.
– А что тебе нужно?
– Мне нужно знать, могу ли я и как подобраться к мосту, вернее - под мост, провозиться там двадцать, может быть, даже тридцать минут. Бой с фольксштурмистами меня не интересует. Это сейчас второстепенное дело. Я хочу только, чтобы не мешали мне.
– Незаметно подобраться к мосту можно только метров на двести, повторил поляк.
– И чтобы снять охрану моста, придется дать бой.
– Ты думаешь, что охрану моста можно снять?
– уже менее мрачно переспросил Георгий.
Вместо ответа Стажинский достал из кармана кусок бумаги и, положив на стол, разгладил обеими руками. Там красовались детски наивные рисуночки моста, речки, домиков, дороги и даже квадратик с вывеской "Пивная". Он показал казарму фольксштурмистов, домик эсэсовцев. Кудрявые завитушки, означавшие лес, вились совсем недалеко от казармы, домика и дороги.
– Из леса нетрудно будет перерезать дорогу, - сказал Стажинский, - и изолировать пивную. Другая часть изолирует казарму и домик эсэсовцев.
– А пулемет?
Поляк сокрушенно вздохнул.
– Пулемет может все дело испортить... Если только счастливый случай не поможет... Эсэсовцы иногда уходят в пивную все.
– На счастливый случай рассчитывать нельзя, - сухо заметил Шарль.
– В военном деле все должно строиться на прочной и верной основе. Случай можно принимать во внимание, но всерьез рассчитывать на него нельзя. Да, нельзя.
Бельгиец повернулся к Устругову.
– А что вы думаете?
Георгий отвел глаза, потом едва слышно пробормотал:
– Я хочу все сам посмотреть... Все сам...
Ч А С Т Ь Ч Е Т В Е Р Т А Я
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Мы провели у моста две ночи и день. Спрятавшись в кустах орешника, внимательно и долго рассматривали оранжевые фермы, повисшие над пересохшей летом речкой, белокаменные "быки", которые как бы несли их от черной дыры в скале к высокой насыпи по ту сторону речки. Постепенно понижаясь и как бы распластываясь, насыпь уходила к поселку у подножия лесистого хребта. Изогнувшись наподобие серпа, хребет, казалось, намеренно очистил место перед мостом, чтобы люди могли сделать насыпь, поставить по одну сторону ее кирпичный домик, по другую - дощатый барак, а в некотором отдалении выстроить даже маленький поселок. Мы обогнули по хребту
Старательно отметили мы, когда и в каком порядке меняется караул у моста, проводили ненавидящими глазами сначала эсэсовцев, потом фольксштурмистов, отправившихся перед вечером в поселок, в пивную, терпеливо ждали, поглядывая на часы, их возвращения. Вернулись те уже в темноте, и мы не могли видеть, шли они группами, как днем, или вместе. Солдаты долго стояли на насыпи, громко разговаривая и смеясь. Вырывавшиеся с грохотом из тоннеля поезда заглушали на время возбужденные голоса.
Шарль набросал карту района моста, отметив подходы и возможные места скрытого сосредоточения нападающих. Он считал поручение выполненным и торопился в Марш, чтобы доложить Валлону и Дюмани. Георгию хотелось пробраться под мост, но Стажинский отговорил его. Днем это было невозможно, а ночью опасно: попадешь на засаду - погубишь себя и весь замысел провалишь.
Немного отдохнув (поспав на сеновале Стажинского и позавтракав у его хозяина), мы направились той же дорогой в Марш и уже вечером встретились с Валлоном и Дюмани. В той же хозяйской комнате в "Голубой скале" мы доложили им результаты наблюдений и план нападения. На наш взгляд, это был хороший и вполне реальный план, но...
Это "но" было большим и многосторонним. Надо было собрать шестьдесят-семьдесят человек, вооруженных если не автоматами, то хотя бы карабинами и пистолетами. Иметь десятка два гранат, в том числе несколько тяжелых. Снабдить пулемет "братьев-кирпичников" треножником, чтобы подавить огонь бункера у моста.
Дюмани и Валлон выслушали каждое "надо", не перебивая и не переспрашивая, позволили выложить все доводы в пользу возможности и необходимости взорвать мост. Не обменявшись взглядами, они сидели, смотря перед собой, точно совершенно не интересовались этими доводами. Только тонкие длинные пальцы Валлона беспокойно выстукивали по столу, и в этом постукивании мне слышался вопрос: "Как же быть? Как же быть?"
– А поезда идут?
– спросил, наконец, он, обращаясь почему-то ко мне.
– Да, поезда идут.
– Главным образом на восток?
– Только на восток.
– Сколько составов?
– Не знаю, - растерянно ответил я.
– Я не считал, но много.
– Я считал, - доложил Шарль, - за сутки прошло семнадцать составов. И движение заметно увеличивается.
– Еще бы!
– воскликнул Дюмани.
– У Гитлера есть основание спешить. Лондон передал вчера, что положение немцев в том большом сражении, которое идет в Центральной России, становится с каждым днем все тяжелее. Для них свежие войска - все равно, что переливание крови для больного гангреной.