Дорога к «Черным идолам»

Смирнов Виктор Васильевич

Ему показалось, будто над бревенчатым, хлипким, как избушка на курьих ножках, зимовьем взметнулось несколько искр: словно стайка золотистых пчел вылетела из черной круглой трубы.

Шофер замер и протер глаза. Тихо. Держа в руке ружье, он прошел к мосту, но не заметил ничего подозрительного.

У него не было времени для тщательной разведки. Не спеша, продолжая пристально всматриваться в противоположный берег, Иван въехал на мост. Ружье со взведенным курком он держал на коленях.

Нина тщетно старалась вырваться из пут. Спеленатая резавшей

тело веревкой, с кляпом во рту, она неподвижной куклой лежала на полу. Морозный ветер, врывавшийся в окно, приносил из темноты шум реки и равномерные удары топора. Тюк, тюк, тюк!

Нелепо, чудовищно то, что должно произойти.

Призрачный, легкий свет неожиданно прорвался сквозь оконце. Иван едет? Нет, свет спокойный, ровный, голубоватый. Луна пробилась сквозь облака.

У реки слышны голоса. Убийцы переговариваются.

…В печушке, где догорали остатки угольев, что-то треснуло, крохотный алый уголек вывалился из приоткрытой дверцы. Не умирай, уголек. Прожги деревянный пол, охвати белым, хищным пламенем зимовье. Может быть, убийцы, уничтожающие мост, испугаются зарева, убегут, не окончив своего преступного дела.

Но уголек подернулся пеплом, съежился и погас.

Ветер принес гул мотора, позвякиванье металла. Да, машина спускалась по выбитой горной дороге.

Приподняв голову, Нина повела плечами и, оттолкнувшись, подкатилась чуть ближе к железной печушке. Мотор замолк. Река по-прежнему шумела монотонно и глухо, а рокот грузовика как будто растаял в воздухе. Должно быть, Иван остановил машину на берегу.

Кляп не давал дышать. Со всхлипом втянув воздух, девушка согнула ноги и ударила в чугунный стояк, поддерживавший печушку. Печушка загудела, несколько угольков с дробным стуком выпали на пол, запахло угаром. Нина смотрела на гаснущие алые комочки и плакала от сознания собственной беспомощности. Угольки не могли воспламенить зимовье, они, как и Нина, были бессильны!

Но один из угольков подкатился совсем близко к девушке. Глядя в его алый, переливающийся, будто подмигивающий зрачок, Нина вдруг догадалась, что нужно делать. Собравшись с силами, она повернулась на бок и прижалась рукой к угольку. Жар опалил тело. Девушка вздрогнула, но сдержалась. Она повела, насколько позволяли путы, рукой, и огонек коснулся веревки. В зимовье запахло жженым, веревка затлела, красные жучки поползли по ней и распустили нити.

Нина высвободила ладонь и, осторожно, едва заметными движениями пальцев, подкатила уголек к новому веревочному кольцу. Оно тронулось дымком и лопнуло.

Теперь высвободилась из оков вся рука, но она оставалась чужой, почти недвижной — так занемели обескровленные мышцы. «Скорее, скорее, ну, пожалуйста», — упрашивала Нина свою руку.

Все ощутимей, мощными, радостными толчками пульсировала в теле кровь, пьянящая жажда действия овладела девушкой. Уголек, подкатившись под локоть, разрезал огненными ножницами еще одно кольцо, и вместе с болью ожога пришло освобождение. Нина сбросила с себя путы.

Шатаясь, она встала и распахнула

дверь. Ветер дохнул в лицо. Глазам открылся осыпанный лунными блестками мир. Она возвращалась к жизни, борьбе.

За белым мостом медленно продвигалась машина с зажженными огнями, фары уже ощупывали мост.

Увидит ли ее Иван?

— Э-э-й! — закричала девушка, но голос ее был слишком слаб, крик погас, не успев перелететь бурлящую реку.

А передние колеса грузовика между тем уже были у настила.

— Ива-ан! — еще раз крикнула она и встала на обрыве, размахивая шарфом. — Иван!

Внизу, у дороги, за валуном, зашевелились разбуженные тени. Значит, эти негодяи притаились и ждут машину!

В холодном лунном свете блеснул вороненый металл. Длинный ружейный ствол, показавшийся из-за камня, вдруг стал сокращаться.

Нина поняла: целились в нее. Но она не сошла с обрыва. Пусть стреляют, пусть. Уж выстрел-то погромче ее голоса. Иван услышит. Он не въедет на подрубленный мост!

Выстрел показался ей оглушающим. Но девушка продолжала стоять на обрыве. Промахнулись? Нет, это стреляли не из-за валуна. Нина увидела, как взметнулась искра рикошета на камне, за которым спрятались преступники.

Машина застыла, едва коснувшись настила передними-колесами. Фары погасли. Распахнутая дверца кабины играла лунным зайчиком.

Иван услышал. Он первый начал бой.

Нина! Иван узнал ее. Она стояла на откосе в своем перетянутом в талии полушубке, залитая лунным светом, белая на фоне темной и мрачной скалы.

Она взмахнула шарфом, и тотчас — Иван не успел еще ничего понять, только сердце бухнуло громовым разрядом — внизу, из-за большого округлого камня показался ружейный ствол. Он был нацелен на край обрыва, где стояла девушка. Чья-то голова выросла над валуном, как причудливый гриб.

Шофер выпрыгнул из кабины и вскинул ружье. Не было медлительного, добродушного парня — был боец, ловкий, быстрый и беспощадный.

Он нажал на спуск. Опередить противника, не дать ему выстрелить в Нину! Пуля ударила в валун и с визгом ушла в горы.

Ствол, торчавший за валуном, повернулся. Иван вызвал огонь на себя. Он бросился на дощатый настил, на долю секунды опередив ответный выстрел. От деревянного поручня полетели щепки.

Жакан. Как на медведя охотится!

Бывший ефрейтор призвал на помощь всю свою военную сноровку. Он по-пластунски, не отрывая тела от досок, пополз по мосту, подбираясь к противоположному, враждебному берегу.

Раз! Жакан глухо и сильно ударил в толстый брус на краю настила. Иван приподнялся, повел ружьем, но стрелок на том берегу успел спрятаться.

Вернуться бы к грузовику и включить фары, ослепить противника! Да, но тогда может пострадать машина. А ее надо сберечь. Ее надо сберечь во что бы то ни стало.

Он вскочил и пробежал несколько метров, выбрав позицию подальше от грузовика. На том берегу снова блеснул огонь. Жакан со всхлипом разорвал воздух, пролетев в нескольких сантиметрах от парня.