Дорога к Марсу
Шрифт:
– Это значит, парни, что пора завершить миссию, – ответил ему голос, которого давно не слышали на борту корабля.
– Эд! – крикнул Булл.
– Да, сэр! – рявкнул Гивенс-младший, появляясь в командном отсеке.
Члены экипажа, рассредоточенные по рабочим местам, слетелись туда же. Всем хотелось полюбоваться на живого и, судя по интонации, веселого Эдварда Гивенса. Полюбоваться и пощупать, чтобы убедиться, что на этот раз перед ними появился не призрак, а человек во плоти. Для призрака Эдвард был излишне
Когда всеобщее радостное возбуждение схлынуло, Гивенс обратился к Карташову:
– Андрей, будь любезен, принеси открытку.
– Открытку?
– Да, ту самую репродукцию картины русского художника… Соколова?.. Твой талисман.
– Минуту!
Не требуя объяснений, Карташов метнулся к своей каюте и тут же вернулся с цветной открыткой в руке, передал ее Гивенсу. Тот принял подарок Яны и вдруг преобразился. Знакомые всем до мелочей черты лица астронавта Эдварда Гивенса-младшего приобрели не свойственную им скульптурную монументальность. Не человек, а оживший памятник. Впрочем, так и должен выглядеть Смотритель…
Смотритель несколько мгновений разглядывал причудливый пейзаж – загадочные башни с острыми шпилями, двух человек в неуклюжих скафандрах и огромную чужую планету, багрово сияющую над ними.
– Все правильно, – сказал он. – Мистер Соколов ошибся лишь в одном… Впрочем, не он один…
Смотритель провел ладонью над открыткой, и пейзаж на ней изменился. Сооружения сверхцивилизации на поверхности Фобоса заливал теперь не зловеще-багряный свет, а радостный голубовато-зеленый. Совсем такой, какой лучился сейчас из иллюминаторов корабля.
– Кстати, друзья, – сказал Смотритель. – А вы не находите, что эта скорлупка… – он плавно повел рукой, которой держал открытку… – несколько тесновата?
Космонавты, ошеломленные потоком чудес, несколько принужденно рассмеялись.
– И душновата, – невозмутимо продолжал Смотритель. – Да и ресурс… Не понимаю, на чем вы собираетесь садиться на Марс?..
– На Марс?! – в голос переспросили Аникеев, Жобан и Пичеррили.
Булл переглянулся с Карташовым: кто из нас свихнулся, он или мы? Андрей покачал головой, дескать – ни он, ни мы.
– Я уж не говорю о возвращении на Землю, – не унимался Смотритель, и добавил совсем другим тоном: – Да не пяльтесь вы на меня так! Я не свихнулся. И вы – тоже. Программой предусмотрена трансформация модуля «Орион» в корабль, предназначенный для эвакуации экипажа «Ареса». А равно как – для проведения многократных орбитальных и взлетно-посадочных операций.
– Чьей программой предусмотрено? – ядовито поинтересовался Булл.
– Что значит трансформация? –
– Узнаете, когда придет время, – веско сказал Смотритель. – Мое предназначение – трансформировать «Орион». Процесс будет запущен через пять минут. У вас есть время взять личные вещи и собраться в посадочном корабле. Отсчет пошел!
– Внимание! – сказал Аникеев. – Все слышали? Срочный сбор на «Орионе».
– Да, но… – начал было Булл.
Смотритель остановил его нетерпеливым жестом и сказал:
– Вопросы и объяснения потом.
Джон Булл угрюмо кивнул и поплыл к своей каюте.
Карташову брать с собой было нечего. Единственная ценная вещь – открытка, подаренная женой, – оставалась у Эдварда Гивенса, вернее – у Смотрителя. Андрей бросил прощальный взгляд на приборные консоли командного отсека. Происходящее походило на бредовое сновидение, но так весь этот безумный полет был похож на сон. А кому, как не Андрею Карташову, знать, что сны – не всегда лишь блуждающие в нейронных цепях беспорядочные сигналы. И если есть хоть малейший шанс оказаться на зеленом Марсе наяву, он, астробиолог и контактер, обязательно этим шансом воспользуется.
– Андрюш! Где ты там? – позвал командир.
– Шестьдесят секунд до начала трансформации, – объявил Смотритель.
Карташов только сейчас заметил, что Эдвард все еще находится рядом.
«Ты идешь?» – хотел спросить Андрей.
Но Смотритель приложил палец к губам, сунул Карташову открытку и легонько подтолкнул его в направлении «Ориона».
39
На финишной черте
Максим Хорсун
– Опять что-то не так, – прозвучал усталый голос Чжана Ли. – Фиксирую вращение по двум осям.
– Проверь еще раз, – откликнулся Ху Цзюнь. – Ничего такого не ощущаю.
Командир бросил взгляд в иллюминатор. На фоне оранжевого свечения Марса были видны лишь самые яркие звезды. И действительно: звезды ползли вверх и вбок. Ху Цзюнь поглядел на малышку Юн; девочка стояла позади кресла Чжана Ли и придерживалась двумя руками за спинку. Невесомость призракам была нипочем.
– Скорость вращения пока маленькая, семь градусов в секунду, – сверившись с показаниями приборов, доложил Чжан Ли.
Семь? И малышке Юн – семь лет. Невысокая, очень худенькая, с бледным лицом и яркими, красиво очерченными глазами. Пока отец пересекал тысячи ли, разделяющие орбиты двух миров, она закончила первый и пошла во второй класс. Она мечтает тоже стать тайконавткой; на каждом ее рисунке – папа, мама и она, все трое – в космических скафандрах. Висят в пустоте под взором редких, выведенным желтым карандашом звезд, где-то между планетой с кольцом (очевидно, Сатурном) и зеленой Землей. Или Марсом, если бы он был зеленым.