Дорога к саду камней

Андреева Юлия Игоревна

– Я сын Мисру, внук даймё Юя и правнук покойного даймё Оноси, - сообщил мальчик любопытным глазам, - меня нельзя держать здесь.
– Он подумал немножко, поправляя железный обруч, крепче крепкого опоясывающий его поверх кимоно. Сзади к обручу была приделана короткая цепь, удерживающая мальчика на ложе.
– Если вы не отпустите меня, мой отец придет сюда со своими самураями и заберет ваши головы!
– попытался он напугать с интересом наблюдающие за ним глаза.

Но ответа не последовало, только глаза на двери на секунду исчезли и вместо

них появились другие. Новые глаза смотрели не на мальчика, а как бы сквозь него.

– Меня зовут Тико, - мальчик слегка поклонился новым глазам.
– Слушайте, мне девять лет, я не сделал ничего плохого, честное слово.
– Он проникновенно посмотрел в новые глаза. Эти вторые почему-то казались Тико знакомыми, но он не мог припомнить, где и когда мог их видеть.
– Моя матушка заплатит вам за мою жизнь. Пощадите меня, я единственный ребенок в семье...
– Мальчик заплакал.

Глаза посмотрели вверх, скользнули по серым, неприветливым стенам и наконец встретились с глазами Тико.

За дверью послышался приглушенный шепот. Глаза смотрящего теперь выглядели более заинтересованными, но с Тико по-прежнему никто, похоже, не собирался разговаривать.

– Я писать хочу, - пожаловался Тико, - мне, право, совестно делать это на собственной постели. Прошу вас, снимите с меня цепь, чтобы я мог отойти в сторонку.
– Он молитвенно сложил руки.
– Ну что вам стоит? Я же не сбегу...

Глаза в окошечке исчезли, луч от факела блеснул на стене, и все пропало. Тико только услышал удаляющиеся шаги.

Он не помнил, как заснул, хотя во сне ему снилась дверь с глазами, глаз было много, и все они внимательно вглядывались в самое сердце мальчика. А на следующее утро он вдруг проснулся в просторной комнате, одна из стен которой представляла собой бамбуковую решетку. Обруча не было, цепи тоже, и Тико сразу же поднялся и, подойдя к решетке, попытался просунуть сквозь прутья голову. Он находился в длинном коридоре с высокими, расположенными под потолком окнами, откуда лился серебристый свет. Напротив друг друга вдоль по коридору располагались точно такие же клетки, как и та, в которой оказался Тико.

– Если я сплю, то это очень странный и плохой сон, - решил мальчик.
– Если я умер, мое посмертие ужасно.
– Он стоял некоторое время, силясь разглядеть обитателей других камер-клеток, но ничего не получилось.

Не зная, что бы еще предпринять, он завыл по-собачьи, слушая возникшее эхо.

– Эй, ты чего шумишь?
– где-то рядом раздался недовольный мальчишеский голос.
– Спать мешаешь.

Тико припал к решетке, пытаясь разглядеть говорящего.

Где-то в глубине камер раздалось шуршание, и за решеткой клетки напротив Тико появился юноша в коричневом кимоно и с длинной челкой, как у него самого.

– Ты кто такой? Сегодня привезли?
– Парень окинул Тико насмешливым взглядом, наверно, решил держаться с ним, как взрослый с ребенком. Но Тико нисколько не обиделся такому отношению, как раз напротив, он был рад-радешенек

уже оттого, что оказался в этой тюрьме не один.

– Я Тико из рода Мусумото, - вежливо представился он.
– Мой отец - даймё Мисру, внук даймё Юя и правнук покойного даймё Оноси, мне девять лет. Я христианин. А как зовут вас?

– Я Амакаву Грюку, сын Арекусу Грюку, хатамото самого сёгуна Токугава-но Иэясу, держал путь из Иокогамы в Эдо, куда отправился для того, чтобы вступить в личный отряд Токугава в качестве вакато . По дороге на нас напали ронины, я дрался и убил несколько человек, а потом меня оглушили чем-то и я... Ну, в общем...
– Амакаву было неприятно признавать, что попал в позорный плен.
– А когда и где взяли тебя?

– Личный отряд! Не врешь?
– Тико прищелкнул языком.
– Я видел Токугава прошлым летом, - сообщил он после минутной паузы. Особо гордиться ему было нечем, Оноси проиграл в войне, встав на сторону злейшего врага Токугава Исидо, от расправы семью спасло вмешательство сына Тайку Хидэери, который лично знал Юю - деда Тико. Благодаря его своевременному заступничеству род некогда знаменитого даймё и члена Совета регентов Оноси не был уничтожен, хотя и пребывал в забвении, живя в оставленных им сёгунатом владениях на севере страны.

– Я уже вышел из того возраста, когда врут, чтобы не получить по заднице, - глубокомысленно сообщил новый знакомый, пытаясь припомнить, что говорил отец об даймё Оноси и его потомстве, но сведений было катастрофически мало.

Тико спокойно стоял у решетки, не мешая Амакаву сосредоточиться. В отличие от нового приятеля, он сразу же вспомнил Арекусу Грюку, или Золотого Варвара, как называли его в семье.

– Так, значит, мы...
– Амакаву пытался вспомнить какие-нибудь факты прошедшей войны, блеснув знаниями перед незнакомым мальчиком, но ничего не получалось.

Помог ему Тико.

– В смысле, что в 'Войне Провинций', как ее теперь стали называть, наши кланы сражались на разных сторонах.
– Он просительно посмотрел на Амакаву, опасаясь, что тот сейчас уйдет в свою камеру, оставив его одного.

– Мой отец победил, - наконец-то нашелся Амакаву.

– Ваша правда.
– Тико опустил голову.
– Но ведь война давно кончилась? Не так ли?

– Мой отец победил, сражаясь под знаменами Токугава, а твой проиграл. Вот.
– Амакаву торжествовал.

– Тогда мой отец был еще восьмилетним ребенком.
– Тико сделалось неприятно, и он отошел в глубь своей камеры и сел на охапку гнилой соломы, служившей ему ложем.

Амакаву вернулся на свое место. Какое-то время оба напряженно молчали, первым начал Амакаву.

– Так давно тебя пленили?
– делая вид, что ему это неинтересно, скучающим тоном осведомился из своего угла он.

– Может, дня два, а может, и раньше.
– Тико задумался.
– Меня сначала держали в другой камере, каменном мешке с глухой стеной и тяжелой дверью с прорезью для глаз, чтобы наблюдать.