Дорога к себе
Шрифт:
Ласайента расхохоталась и замотала головой.
— Это вы, — кое-как выговорила она. — Спроси у Глеба, он точнее объяснит.
— Да ну вас, — обиделся Эрри, — мы с Тьенси все словари перерыли, как дураки.
Сейчас или никогда.
— Что у вас с ним? — по возможности безмятежно спросила девушка.
Сын понял все сразу и прикинулся наивным:
— Выступаем пока, чередуем завод и концерты. Алексей недоволен, ворчит на нас, — и возмущенно спросил. — Но не разорваться же нам? И то нравится и это.
— Что у вас с Тьенси? — спокойно повторила она.
— Нормально у нас, — удивился Эрри, продолжая
— Я заметил, — хмыкнула Ласайента. — Всегда вместе. Спите тоже вместе?
— Нет, — хладнокровно соврал сын, глядя на нее в упор. — С чего ты взяла?
Вот, уже и «взяла», а не «взял». Слишком спокойный, слишком честный, слишком, все слишком.
— Эрри, что случилось после Посвящения? Пойми, я должен знать.
— Должна, — поправил ее Даэрри и отвернулся, — ты сейчас девушка.
Отца не стало, вместо него появилась женщина. Незнакомая. Чужая. С ней ни о чем не надо говорить начистоту, ничем не надо делиться: ни болью, ни отчаянием, ни страхом разоблачения. Ничем.
Они долго сидели, молча, посреди ночи и моря. Горел огнями и манил уютом и мнимой защищенностью дом на берегу, успокаивал плеск волн: «Все обойдется. Все забудется», а с вышины, вторя им, подмигивали почти вечные звезды.
Ничего не обойдется и не забудется. Никогда.
— Тебе не понять, — прошептал Эрри и переплел сильные пальцы, сжимая их до белизны. — У тебя такого не было.
Ласайента помолчала, собирая решимость, и с головой, как в ледяную воду, нырнула в прошлое.
— Мне было шестнадцать, когда мы крупно поссорились с Андерсом из-за этого дурацкого замужества. Не знаю, что на меня нашло, но я разозлилась, сменила пол и сбежала.
Не надо ему знать ни про деда, ни про башню. Это останется между ними: ней, Сантилли и отцами — страшная семейная тайна.
— Приключений захотелось, — горько усмехнулась она, — и нашла. Хорошенький мальчик с золотыми волосами. Не проходите мимо. Вот и не прошли. Волосы потом отросли, рука срослась, ребра тоже. Шрам только остался почему-то.
Ошарашенный Эрри незаметно для себя вцепился в доски причала и выпрямился, с болью и недоверием смотря на нее.
— Что? — иронично приподняла брови Ласайента. — Не веришь? Избили и изнасиловали. Обычное дело в то время.
Слова дались необычно легко, будто и не с ней все это было, а с кем-то другим. Демонесса насмешливо фыркнула и отвернулась к морю.
— Сан меня нашел. Просыпаюсь утром, а он спит рядом. Невообразимо красивый, сильный, — у Ласайенты замерло сердце от этих воспоминаний и она призналась. — Я влюбился, как последний дурак. А он проснулся и все испортил, — ей неожиданно стало жгуче обидно. — Знаешь же эти его идиотские шуточки.
Эрри невольно улыбнулся: все в курсе, как умеет подшутить под настроение Сантилли, ни у кого больше так не получается — естественно и непринужденно говорить откровенно похабные вещи, и так обаятельно улыбаться при этом, что или начинаешь чувствовать симпатию или желание убить. Смотря чего добивается чертов демон.
— А через тридцать лет он потащил меня на Праздник Мира, — Ласайента поморщилась, — и там у них что-то произошло с Таамиром. Я не знаю, что дракон ему наговорил, но Санти всего трясло. Он всю ночь не спал, сидел на подоконнике. Я хотел его, не знаю, подбодрить что ли, а он мне вдруг сказал,
— И что? — тихо спросил Эрри.
— Ничего, — пожала плечами Ласайента, — я сам ночью к нему пришел. Сколько можно уже прятаться друг от друга? Я вообще-то хотел ипостась сменить, но забыл. Я все тогда забыл от страха. Я дико боялся боли. А он стал меня целовать. Как-то так, — она виновато посмотрела на растерянного сына. — Идиотский у тебя отец.
— У меня прекрасный отец. Непредсказуемый. — Эрри зарылся лицом в ее волосы и не удержался. — Он же поумнел со временем.
Ласайента невольно улыбнулась и обняла его за плечи.
— А через полгода я сменил ипостась, и Сан больше не прикасался ко мне как…, - слово «любовник» произноситься не захотело, — Он считает это… неправильным, — через силу закончила она. — Но вы же братья.
— Все немного не так, — глухо произнес Эрри и, помолчав, поправился. — Совсем не так. Понимаешь, мы после Посвящения пошли к Тимми, а там оборотни. Богева злой был, взъелся на нас, ну, мы и подрались. Дверь опять вынесли.
Несчастливая эта дверь. С самого начала. Вечно ее ломают и в основном ашурты. У волков сил на нее не хватает, а у ашуртов в самый раз, чтобы разбить вдребезги.
— Потом нас черт понес в Париж. Тьенси говорил, там кафе осталось с довоенных времен. Тихое. К нам две девчонки подсели. Видно, что элита, приключений ищут, а у нас и так настроение не але. Мы хотели по-тихому уйти, а они привязали, как липучки: «Ах, какие мальчики! Давайте потанцуем». Две дуры, — Ласайента почувствовала, как Эрри поморщился. — Тьенси и говорит, да трахни ее, хоть расслабишься. Вся уже течет. Мы там, в кафе, и сняли две комнаты. А она…, - он сжался весь, окаменели руки и сел голос, — …она… кровь сначала из глаз и носа, потом вообще вся…. А я остановиться не могу…. Все в крови…. Она уже мертвая, а я…. Потом откуда-то Тьенси взялся…. Сах…. Я ничего не помню. Тьенси сказал, что Сах все прибрал, девчонку не знаю куда дели, второй просто память вычистил. Ты не спрашивай у него ничего. Тьенси с него Слово взял. Он меня в море увез. У меня, по-моему, истерика была. Не помню. Он меня все успокаивал, спал вместе со мной, потому что я кричал во сне. Я ночью просыпаюсь, а он рядом. Как у вас с Санти, только у меня что-то в голове… не знаю… он не стал меня останавливать. Он сказал, мне это надо было. Плохо все получилось, похабно, прости. Ты не думай, у нас… в общем… ничего нет… он рядом и все… успокаивает… Я боюсь с девушками…. Не могу…. А Тьен…. Сначала здорово: голова кружится, все забываешь, а потом… пустота и… так стыдно…. Прости меня, пожалуйста. Тьенси… он… у него все нормально. Куча девчонок. Они мне звонят. Он просит, чтобы никто не догадался. Прости, пап.
Эрри сидел рядом, ссутулив плечи. Сжавшись. Весь еще там, в давнем кошмаре. Ласайента накрыла его холодные руки ладонью, согревая, притянула к себе голову.
— Все образуется, малыш, — тихо прошептала она, — Все образуется. Тебе же не двести столетий, рано себя хоронить.
Она еще что-то шептала ему ласково-утешающее, гладила по голове и рукам и чувствовала, как он постепенно расслабляется и успокаивается.
«Шаг в шаг». Неужели Таамир прав, и их ведут? Не получилось с отцом, взялись за сына? «Шаг в шаг». «Шаг в шаг». И тут до Ласайенты дошло: «Шаг в шаг!».