Дорога к звездам
Шрифт:
Николай Поликарпович спрятал извещение под свою подушку и извлек его только после ужина.
— Пляши! — он помахал конвертом под носом у Бориса. — Пляши, будущий архитектор!
— И рад бы, — Борис поглядел на свои перепачканные известью кирзовые сапоги, — да ноги не держат. Устал, как ишак.
— Ничего, брат, немцев уже колотят и в хвост и в гриву. Пока ты кончаешь институт, тут и война кончится. Эх, Бориска, сколько дел будет нашему брату строителю!
— Значит, ехать… — Борис бережно разгладил на коленях листок с
И хотя последнее время он встречался с друзьями совсем редко, но успокаивало сознание, что увидеться при желании можно в любое время.
Опустив голову, Борис загрустил. Он не колебался, нет, тут дело ясное — нужно устраивать свою жизнь, исполнять задуманное, но неведомое пугало его. Что касается нерешительности, то она исчезла из его характера после рокового выстрела. Теперь же он испытывал приступы мучительного смятения. Он боялся одиночества. Эх, кабы поехать вместе с Яковом!
Спутником его неожиданно оказался сам дядя Коля.
Строительством Дворца культуры наконец заинтересовался наркомат. В адрес управления трестом посыпались письма и телеграммы с требованием срочно разъяснить, на каком основании продолжается строительство необоронного значения. Письменные ответы не удовлетворили начальника главка. Было немедленно приказано представить в наркомат, все материалы, относящиеся к Дворцу.
Управляющий трестом вызвал в себе Николая Поликарповича Сивкова и познакомил его с запросом наркомата.
— Готовь материал, — приказал он. — Не понимают наверху нашей самодеятельности. Строительство, как ни говори, а незаконное. Директору комбината что, до него не дотянешься, а вот с моих плеч голова полететь может. Чувствуешь, заместитель?
— Чувствую… — испугался Сивков.
— Бухгалтерия, плановый отдел, архив в твоем распоряжении. Все, что касается проекта, ты лучше меня знаешь. Задача такова: доказать, что строительство Дворца совершенно необходимо, а главное, что оно никакие фонды на себя не оттягивает. Срок на сборы — два дня. Через пять, самое позднее, через шесть дней ты должен быть в наркомате.
Николай Поликарпович призвал на помощь Бориса. Пришлось отложить прощальные визиты к друзьям. Вечером оба принялись систематизировать собранный за день Николаем Поликарповичем материал.
— Замечательно! — обрадовался Борис. — По крайней мере, до Горького вместе поедем.
Борису не пришлось хлопотать о билете, он вздохнул свободнее — одна забота с плеч долой. А во время войны это была сложнейшая проблема. Кроме того, Борис все-таки выкроил время сбегать к Якову.
Узнав о ближайшем отъезде Бориса, Яков растерялся. Он как-то не придавал серьезного значения учебе Бориса и вдруг, как гром среди ясного неба, — поступление в институт. Яков только собирался это сделать в будущем.
— А ты… силен, — пробормотал Яков. — Институт…
— Да ведь только гора с горой не сходится. — Борис виновато посмотрел на товарища. — Может, мне опять придется в Южноуральске работать.
— Нет, не то, Борис. Думаешь, я тоже буду здесь всю жизнь сидеть? Так, видно, положено… расставаться. Писать будешь?
— Это обязательно.
Больше они не знали, о чем говорить. Добрый час сидели рядом и молчали. Борис никак не решался покинуть комнату Якова. Тут все было самым дорогим и близким сердцу: Яков, Анна Матвеевна, сама эта комната.
— Да, — спохватился Борис, — а как себя чувствует Люба?
— Не особенно хорошо. Но обещают скоро выписать.
— Ты ведь теперь того… папаша.
— Не говори!
— Яков, — Борис смотрел себе в ноги, — а как живет Катя?
— Да вроде неплохо. С неделю назад переехала к Стешенко. Борис как можно незаметнее проглотил комок, вставший в горле.
— Ну, прощай. Мне ведь еще собраться нужно. Дядя Коля насчет билета хлопочет. А я вот к тебе забежал. К Михаилу не успею. Ты уж извинись за меня. Все времени не было. Вот только сегодня перед самым отъездом выкроил.
Яков вышел проводить Бориса, но никак не мог оставить его. Вместе они дошли до трамвайной остановки, одновременно, по молчаливому сговору прошли мимо, свернули за угол.
— У меня странное состояние. — Борис внимательно посмотрел на свои сжатые кулаки. — Будто я это уже не я, а кто-то совсем другой, взрослый, сильный, уверенный.
— Ага! — подхватил Яков. — Точно! Но это, по-моему, просто объясняется: на комбинате мы с тобой сразу в переплет попали.
— Если бы только на комбинате… Кругом переплет. Я ведь Катюшку-то люблю. И как люблю! Эх?
— Что ты, Борька?!
— Ты только никому ни звука, Яков. И, пожалуйста, не удивляйся. Мне теперь от горя выть хочется. Поделом, урок на будущее. А если бы она меня полюбила, я бы сейчас себя еще сильнее чувствовал.
— Эх ты, бука, бука! — выдохнул Яков.
— Это уж так — бука. А в общем, мой отъезд к лучшему. Вот только с тобой расставаться… в груди щемит. Все-таки хорошо, что я вырос среди таких друзей, как ты, Мишка, Алешка, Кузя. Я всегда хотел походить на тебя и Михаила. Поэтому из меня, наверно, кое-что и получилось.
Трижды они прощались, крепко жали друг другу руки — и снова проходили вместе квартал за кварталом. Только когда подошло время Якову принимать смену, друзья простились по-настоящему. Они обнялись, долго трясли друг другу руки, снова обнимались. Глаза у обоих повлажнели.
— Ну тебя ко всем шутам, — проворчал Борис. — Катись давай в свою лабораторию. Любушке передай привет.
Он круто повернулся и, уже не оборачиваясь, зашагал по улице. Но не свернул к трамваю, а пошел пешком. Ему хотелось еще раз взглянуть на знакомые заборы, палисадники, выщербленные мостовые.