Дорога на Альдебаран
Шрифт:
Нет, не получается. Я же ощущаю злое намерение за этим скрежетом и шепотом. В нем есть нерегулярный ритм, я слышу какую-то речь, просто не понимаю ее. Вот потому-то я и проснулся. Звуки воспринимаются слуховыми центрами мозга по-разному. Мы можем спать во время грозы, похожей на конец света, и в то же время просыпаемся, заслышав отголосок музыки или смех с вечеринки по соседству. Человеческие звуки, живые звуки, звуки, имеющие смысл, выделяются на фоне прочего бессмысленного шума. Этот скрежет достаточно отличался от шумов, чтобы прервать мой сон. Что-то пыталось достучаться до моего разума, но мне совсем не хотелось слышать, о чем оно мне говорит.
Ладно, раз проснулся, надо идти. В животе еще есть немного мяса, да, переваривается оно с трудом, так что некоторое время мне предстоит вяло тащиться с раздутым животом. Червяк, похоже, был таким же всеядным, как мои новые
Мне годится любое направление, кроме того, которым я пришел. Может, мой телепатический хищник отправился на поиски более сытной еды, чем моя бедная психика? Хотя я в это не верю. Где-то глубоко внутри царапанье все еще живет. Что ж, побуду сегодня нервным. Честно говоря, мне жаль монстра, который на меня польстится. Врежу ему в челюсть, и вся недолга. Червяки с зубами, видно, чувствуют это и держатся подальше, оставляя меня брести сквозь тьму, одной рукой придерживаясь за стену. Исследовать Склепы всегда интересно, понимаете? В любой момент я могу свалиться в какую-нибудь бездонную яму или попасть в зал с полным вакуумом, в порядке разнообразия там может быть какой-нибудь ядовитый газ – а, вот и он, как раз. На сей раз это давление в две атмосферы и серьезная гравитация. Я, естественно, падаю на колени, и некоторое время не могу дышать. В воздухе здесь полно кислорода, даже есть оттенок сосновой свежести, только он густой, как суп, и сжимает меня, как огромный кулак. Я борюсь с ним, как с удавом, решившим сдавить меня как следует, упираюсь в него ребрами, проталкиваю густую среду в легкие. Дыхание замедляется, а вот метаболизм, напротив, ускоряется. Кости скрипят, мышцы натянуты до предела, но мне приходилось выдерживать на центрифуге перегрузки и побольше, да и воздух там был похуже. Медленно я заставляю себя подняться на ноги, голова кружится, возникает ощущение, будто кто-то сильный давит мне пальцами на глаза. Первым делом я спотыкаюсь, но после трех неуверенных шагов снова иду, а впереди разливается слабое свечение, очевидно, там еще одна большая полость, возможно, занятая, но вполне может быть и свободная. В конце концов, Склепы старше, чем мы можем назвать – ну, нет у нас таких числительных в применении ко времени, – и они простираются невесть насколько. Задолго до того, как мадридская команда отправила «Кавени» исследовать эту чертову гравитационную аномалию, Склепы уже были там, за орбитой Плутона, и создали их руки, о которых мы никогда не узнаем, зато мы уже сейчас понимаем, что творцы думали обо всех видах, которым еще предстоит здесь бродить. Склепы – это дороги через великую тьму снаружи, но и внутри здесь проложены дороги. По ним нам предстоит дойти до других звезд.
Вот я и иду. Теперь, когда мое одиночество исчисляется месяцами, и я наверняка не узнаю себя в зеркале, мне уже не кажется, что достичь звезд такой ценой – удачная идея. Но я здесь, среди звезд. Где именно? А черт его знает. Склепы есть везде, и расстояния, которые мне приходится преодолевать, смешные по меркам воскресного бегуна, уж тем более смешны по сравнению с огромными холодными просторами снаружи. Склепы – это машина, позволяющая материи, энергии и информации показать кукиш теории относительности, и они как-то обходятся без всей этой ерунды с массой, растущей бесконечно по мере приближения к скорости света. Вы просто переставляете ноги, одну за другой, одну за другой.
И вот свет. На стенах, как мне представляется, биолюминесцентные лампы: резиновые шары, теплые на ощупь, в которых снуют какие-то медузы. Некоторые из них сдохли и лежат на дне ламп. Это означает, что светильники нуждаются в обслуживании и, наверное, кто-то их чистит и меняет медуз. Дальше идут пещеры. Фонарщики не потрудились провести туда свет, видимо, живые светильники работают только на своих территориях, а дальше пусть исследователи пользуются своими фонарями. Нечего зря расходовать свет на всяких зрячих голодранцев.
Пещеры меня удивляют. Строили их явно не создатели Склепов. Пещеры вырезаны в черном камне, причем, вручную, а не машинами. Работа грубая, на стенах остались следы от инструментов, с помощью которых их выгрызали. Видимо, этим занимались существа из мира с высокой гравитацией. Кажется, они хорошо понимали, как работает рычаг.
Они вырубили три небольшие
Выхожу из пещеры немного сбитым с толку, – все это выглядит как магазин домашних поделок, никаких следов космической цивилизации – и тут же вижу двух местных жителей. Они тоже удивлены.
Теперь я понимаю, как должны бы выглядеть их иконы. Местные тоже узкие наверху и широкие у основания, по их зелено-черным шкурам пробегают отблески. Тела опираются на четыре трубчатые ноги, на фасаде тел видны несколько отверстий. Они светятся опаловым цветом. Наверное, это органы чувств.
Ростом они не превышают метра, метра двадцати: этакие пухленькие ребята-обелиски. Для себя я тут же окрестил их Пирамидками. Во время обучения я частенько прогуливал лекции о том, как следует правильно именовать инопланетян.
Мой вид явно их взволновал, они активно пересвистываются и улюлюкают. Речь похожа на звуки горна в тумане. Я им помахал, а они в ответ выставили из больших отверстий несколько рук с камнями, похожими на обсидиан.
Возникла небольшая заминка. Я просто стою, слегка поскрипывая костями под действием гравитации, а они активничают, как испанская инквизиция, пытающаяся допрашивать деревянные духовые инструменты. Время от времени я машу рукой и говорю «Привет». Стоять утомительно, так что сажусь спиной к стене и подтягиваю колени к груди. Само собой получилось, что теперь я такого роста, который для них комфортен. Издав серию басовых трелей, они вразвалку уходят. Никто не подал мне знака оставаться на месте или следовать за ними. То есть никакого межвидового общения, в результате которого я бы понял, чего от меня ждут. Беру инициативу на себя и отправлюсь за ними. Мне могли бы сказать оставаться на месте или попросить следовать за ними, и нет никакого межвидового языка тела, который дал бы мне понять, чего именно от меня хотят. Поэтому я следую за ними. Чем бы это мне не грозило, я уже целую вечность блуждаю по этим космическим лабиринтам, и мне надоело ждать. Похоже, им плевать, что рослый инопланетянин за спиной может представлять опасность, они идут себе, мирно беседуя, мимо других пещер, туда, где побольше света. Меня пронзает догадка: передо мной выход из Склепа, не просто выход, а выход в мир Пирамидок. Каким-то образом Склепы просто переходят в родной для них мир, на планету, где они живут. Им не нужно продираться через гравитационный колодец с высокой гравитацией, они просто однажды забрели на следующий холм (я видел перед собой склоны настоящих холмов!) и обнаружили большое черное отверстие. Как это может работать, учитывая странную гравитацию Склепов, я даже представить не мог. «Не могу представить» – это хороший слоган для исследователей Склепов.
Я стою и смотрю. Склон холма имеет зеленоватый оттенок, только порос он не травой, а ковром низеньких кактусов, из которых то там, то здесь торчат фаллические выступы, преодолевшие здешнюю гравитацию. Но это все чисто умозрительные впечатления. Какова на самом деле жизнь в мире с высокой гравитацией я обнаруживаю, как только делаю шаг вперед. Да, я его делаю! И первым моим ощущением становится ветер! А вторым – солнечный свет на коже! О, как это приятно, как это бодрит!
Двое Пирамидок, кажется, не прочь поболтать со мной, но я не обращаю на них внимания, а просто прохожу мимо них и вступаю в новый мир, и раскрываю ему объятья, хотя и задыхаюсь в здешней атмосфере. Воздух значительно плотнее, чем минуту назад в Склепах. Думаю о Пирамидках. Наверное, у них тоже кружилась голова, когда они вошли с этого приволья в темноту пещер, если, конечно, их физиологии это вообще свойственно.
Кстати, их стало существенно больше, перед пещерой собралось десятка два туземцев самых разных цветов. Тела одних охристого цвета, другие испещрены белыми и серыми отметинами, хотя это для меня, они ведь могут видеть в другой части спектра. У некоторых на груди висят сумки-слинги; другие держат какие-то инструменты или оружие; конструкции диковинные, для человека невиданные. При виде меня они разражаются хоровым улюлюканьем, а я принимаю позу Иисуса и благословляю их, поднимаясь на ноги. Затем я оборачиваюсь и почти теряю контроль.