Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)
Шрифт:
– Тот самый, - отвечал Папа Шнитов, как всегда приветливо и простодушно улыбаясь.
– Который баптист.
– Нонсенс!
– испуганно произнес Гамильтон.
– Нет, не нонсенс!
– убежденно возразил капитан Зуев. Он инстинктивно понимал, что это интеллигентское словечко не может выразить всю меру его возмущенного недоумения.
– Это... Это...
– задохнулся командир роты, не находя в своем арсенале нужного определения.
– Это как раз то, что нужно. От выполнения этого задания он у меня не открутится, - сказал Папа Шнитов.
– С точки зрения перевоспитания баптиста это мысль интересная, согласился Гамильтон.
– В ней что-то есть.
– Только один, - заметил капитан Зуев.
– Баптист перейдет к немцам и выдаст им своего напарника.
– Не перейдет, - возразил Папа Шнитов.
– Он человек убежденный. И уж если пойдет в разведку, изменником и предателем не станет.
Папе Шнитову стоило немалого труда уговорить командира роты и начальника разведки разрешить ему провести задуманный эксперимент. Капитан Зуев согласился на него исключительно в надежде, что баптист сам откажется от выполнения и этого боевого задания, как от всех предыдущих.
– Значит, договоримся так, - сказал он.
– Если баптист пойдет на операцию, за все последствия отвечаешь ты, Папа Шнитов. А если откажется, тут уж я его без промедления в трибунал! И чтобы я тогда слова от тебя в его защиту не слыхал!
О принятом решении до поры до времени никому не было сказано. В случае отказа Щукина идти на задание вместе с Охрименко должен был отправиться командир отделения Самсонов.
В назначенный день и час все было вновь приведено в боевую готовность. В "секреты" ушли снайперы. Пулеметчики проверили свои "станкачи". За час до выхода разведки Папа Шнитов явился в землянку 1-го взвода, где находился Щукин. В присутствии нескольких бойцов, отдыхавших после наряда, он объявил Щукину приказ сопровождать Охрименко в походе за "языком".
Щукин опешил. Не менее его были поражены слышавшие слова Папы Шнитова солдаты.
– Как же это?
– пролепетал Щукин.
– Я же не смогу стрелять... И оружия в руки не возьму. Нельзя мне...
– Стрелять, может быть, и не понадобится. А нужно будет - без тебя обойдемся. Стрелять у нас есть чем, - отпарировал Папа Шнитов.
И он объяснил удивленным слушателям суть задания Щукина.
– Прошлый раз, - сказал он, - Охрименко приволок фашиста, но мертвого. Задушил по неосторожности медвежьими своими лапами. Вот и надо на этот раз проследить, чтобы такого больше не случилось. Обеспечить, иначе говоря, выполнение евангельской заповеди "не убий!". А кто же из всей роты лучше тебя, Щукин, может провести в жизнь евангельскую заповедь?! Никто! Разве не так, а?
Щукин не отвечал. Он стоял, опустив голову, нервно теребя руками подол гимнастерки. В землянке раздался хохот. Посыпались возгласы:
– Во поручение! "Не убий фашиста!"
– Дает наш замполит!
– Чем крыть будешь, Щукин?!
– Чего молчишь? Отвечай!!!
После этих слов в землянке воцарилась тишина ожидания. Щукин молчал.
– Повтори приказ, - сказал командир отделения Самсонов.
Стало еще тише. Не поднимая головы, Щукин произнес:
– Приказано обеспечить выполнение заповеди "не убий!".
– Вот и выполняйте ее, боец Щукин, - сказал Папа Шнитов.
Привычная для всех улыбка вновь появилась на его лице.
– Маскхалат получите у старшины роты. В двадцать три часа ноль-ноль надо быть в землянке у командира роты для получения инструкций.
– Слушаюсь, - тихо ответил Щукин и вышел из землянки.
Разговор с Охрименко, которого Папа Шнитов нашел возле полевой кухни, был не легче, чем разговор со Щукиным.
– На кой хрин мени оцей бабтиск?
–
– Вин же все дило загубыть! Де це вы бачылы, шоб солдат-развиднык йшов в бойовый пошук без зброи? Да я краще одын пиду за фрицом! Не треба мени вашого бабтиска!
– Тебе "не треба", а для дела "треба", - настаивал Папа Шнитов.
– На твою осторожность в обращении с "языком" надежда плохая. А кроме того, есть и другие соображения.
– Ну, якшо це наказ...
Охрименко лукавым взглядом посмотрел на Папу Шнитова поверх котелка, из которого продолжал есть кашу. Он отлично знал, что Папа Шнитов убеждать приказами не любит, а в таком деликатном деле, как разведка в тыл врага, куда Охрименко вызвался идти добровольно, и вовсе не станет его неволить.
– Якшо це наказ, - повторил он, вытирая рукавом шинели усы, - тоди прийдеться з бабтиском. Наказ е наказ...
Но Папа Шнитов приказывать не стал. Он применил другое средство воздействия, к которому, надо сказать, до этого случая не прибегал никогда.
– Для меня это нужно, Охрименко, чтобы ты пошел со Щукиным. От себя лично прошу. Так что, если можешь, уважь.
– Чому же зразу не казалы?
– обиделся Охрименко.
– Тай розмовы бы не було.
* * *
В назначенное время Охрименко и Щукин, оба в маскхалатах, один с автоматом на груди, другой безоружный, явились в землянку командира роты. А еще через час, после тщательно проведенного инструктажа, разведчиков вывели в траншею. Перед тем как вылезти из нее, Щукин зашептал молитву и начал креститься. По команде командира роты "вперед!" Охрименко сгреб его сзади за ноги, приподнял и выложил на заметенный снегом бруствер.
– Ни пуха ни пера!
– торжественно произнес Гамильтон.
– "Если смерти, то мгновенной, если раны - небольшой", - пожелал командир роты.
– Не подведите, ребята, - попросил Папа Шнитов.
– Бабтиска бог не выдасть, а мене фашист не зъисть!
– весело отвечал Охрименко.
Разведчики поползли.
Так началась операция "Фанера". Название это было не случайным. Шагах в ста позади штаба полка противника, до которого предстояло добраться разведчикам, стоял в снегу большой лист фанеры. Он служил единственной стенкой полевого офицерского "туалета" и имел назначение ограждать от нескромных взглядов солдат авторитет их начальников, вынужденных иногда принимать не самые горделивые позы. Непосредственно за фанерой начинался небольшой лесок. Николай Максимилианович резонно полагал, что в леске за фанерой лучше всего дожидаться появления кого-либо из фашистских офицеров. Правда, на этот раз, после исчезновения схваченного Охрименко и Тимохиным обер-лейтенанта, можно было ожидать, что возле фанеры установлен постоянный пост или что офицеры будут отправляться к ней по меньшей мере попарно.
Ночь выдалась исключительно удачная. Непроглядное, иссиня-серое небо лежало на снегу свинцовым грузом. Свет взлетавших над немецкой передовой ракет потерял свой магниевый блеск, стал желтым и размытым. Лишь какое-то мгновение после того, как разведчики отползли, виделось на снегу белое колыхание. Но как ни старались находившиеся в траншее офицеры и солдаты удержать его в глазах, оно быстро исчезло, словно волна поземки, унесенная ветерком.
Шло время. Все было спокойно. Пулеметчики противника выпускали иногда короткие очереди. Чувствовалось по звуку, что очереди эти дежурные и, в полном смысле слова, бесцельные. Первое время капитан Зуев непрестанно пилил Папу Шнитова и на чем свет стоит ругал себя за то, что разрешил послать с Охрименко Щукина.