Дорога на Стрельну
Шрифт:
— Объясните, товарищ капитан, — спросил я, — с какой стати вы сидите в болоте? В трехстах метрах позади вас твёрдая почва. Линия обороны была бы там намного удобнее и надёжнее. Там можно организовать оборону с меньшими потерями.
— Так точно, — ответил Федотов. — Но твёрдая почва находится и впереди нас. Нам удобнее и надёжнее, — Федотов подчеркнул эти слова, — двигаться вперёд, а не назад… Назад рота не отступит ни шагу, — решительно заявил он и после паузы добавил, явно сводя со мной счёты: — Если, конечно, не
— Что же, похвальная решимость, — процедил я сквозь зубы. — Однако согласитесь, что такой мелкий окоп, при таком жидком бруствере, — это не дело.
— Бруствер дополнительно укреплён, — сказал Федотов.
Возможно, не всякий обратил бы внимание на еле заметное дрожание голоса, каким были сказаны эти слова, на мимолётный отвод глаз куда-то в сторону. Но я был стреляный воробей и умел улавливать момент, когда между сказанным и подуманным образуется зазор.
«Что-то здесь не так, — подумал я. — А вот что именно? Видимо, просто врёт. Чем здесь можно укрепить бруствер? Ни песка, ни леса нет поблизости».
Уводить разговор в сторону от цели моей инспекции больше не было смысла. Пора было без обиняков поставить Федотову прямые вопросы.
— Проводите меня в вашу землянку, — сказал я.
Федотов, не ответив, повернулся и двинулся по траншее. За её изломом начинался неглубокий ход сообщения, который вёл в тыл, к твёрдой земле, где находилось несколько замеченных мною раньше землянок. Мы спустились в одну из них. В землянке на столе, покрытом плащ-палаткой, стоял фонарь «летучая мышь». У входа сидел телефонист. Перед ним на табуретке стоял зелёный ящик полевого телефона. Койка командира роты была, так же как и стол, покрыта плащ-палаткой.
При нашем появлении телефонист вскочил и доложил, что за время отсутствия командира роты его никто не вызывал.
Я сел и предложил сесть Федотову.
— Отошлите связиста, — сказал я, — и прикажите прислать сюда политрука роты.
— Переселись, Луньков, — сказал Федотов тихим, не то усталым, не то безразличным голосом.
Боец вышел, унося под мышкой свой зелёный ящик.
— Политрук прибыть не может, товарищ подполковник. Он находится на посту в боевом охранении.
— Так подмените его. Тем более что в боевом охранении политруку находиться не полагается.
— Ни подменить, ни вызвать его я не смогу. — В голосе Федотова зазвучали прежние упрямые нотки. Я подумал, что он не хочет, чтобы политрук присутствовал при нашей беседе. «Уж не намерен ли он чем-нибудь „купить“ меня? — мелькнула вдруг мысль. — Ну, что ж, посмотрим».
— Попрошу вас, товарищ капитан, ответить на мои вопросы. — Я вынул из полевой сумки блокнот и вечное перо. — Возможно, вам придётся иметь дело со следователем, тогда вас предупредят об уголовной ответственности за ложные показания. Но если вы будете правдивы с командованием, которое я представляю…
— Прошу
— Я не запугиваю, а предупреждаю. И вообще на вашем месте я вёл бы себя иначе…
— Уж наверное иначе, — отозвался Федотов. — Первым делом отвели бы роту назад. Так что, может быть, и хорошо, что не вы на моем месте.
Это был уже прямой личный выпад, чуть ли не упрёк в трусости.
— Не корчите из себя героя, товарищ капитан! — С этими словами я резко поднялся. Вскочил и Федотов. — Вы позволяете себе недопустимые вещи. Вы обманываете командование!
— Я обманываю?..
— Извольте не перебивать, когда говорит старший по званию! Да, вы обманываете командование. Глупо, неправдоподобно, но обманываете. В своих письменных донесениях вы даёте ложные сведения о потерях.
— Я командование никогда не обманывал и сведения всегда подавал точные.
— Вот как! Да ведь не далее как десять минут назад вы мне сообщили нелепые цифры… Прошу не перебивать! Вы заявили, что до начала боев на данном участке в роте было сто пятьдесят семь человек.
— Так точно. Было.
— Сорок шесть человек, по вашим словам, выбыло в медсанбат.
— Так точно.
— Сто пятьдесят семь минус сорок шесть равно сто одиннадцать, не так ли?
— Именно так, сто одиннадцать.
— На мой вопрос, сколько человек находится в строю, вы тоже назвали эту цифру — сто одиннадцать.
— Так точно.
— Выходит, если уважать арифметику, за месяц боев на этом участке в роте нет ни одного убитого? На что вы рассчитываете? На то, что вокруг вас одни простофили, которые поленятся раскинуть мозгами и обратить внимание на цифры ваших донесений?!
— Того, что в роте нет убитых, я никогда не писал и не говорил.
Голос Федотова звучал глухо, но агрессивные нотки в нем исчезли.
— Я сказал, что все в строю, — это другое дело.
— Разумеется, другое. На бумаге у вас все в строю!
— И на бумаге, — подтвердил Федотов.
— Напишите сейчас же объяснение. — Я снова сел и протянул Федотову раскрытый блокнот.
— Уже написано, — буркнул в ответ Федотов.
— Обеспокоились заблаговременно?! Что же, покажите.
Федотов отошёл к койке, вытянул из-под неё чёрный железный сундучок, скинул с замочной петли тяжёлый накладной угольник и открыл крышку. Я с любопытством следил за ним. «Какое такое объяснение написал он, предчувствуя заранее, что придётся отвечать за свои странные донесения? Видать, он не так прост, этот махинатор», — подумал я.
Федотов встал. В каждой руке он держал по пачке каких-то бумажек. Одна пачка была явно толще другой.
— Вот, ознакомьтесь, товарищ подполковник. Здесь все сказано… А мне разрешите отлучиться для проверки готовности роты к бою. Затишье тут у нас скоро кончится. — Федотов посмотрел на часы.