Дорога на юг
Шрифт:
Кто-то из бойцов вручил Игнацу большую деревянную кружку. Тот наполнил её из своей фляги, слегка пригубил и передал соседу. Тот повторил и передал её сидевшему рядом. Эта самая посудина должна была сделать полный круг, побывав в руках у каждого, а затем вернуться к тому, кто её наполнил. Ещё один из наших маленьких ритуалов. Делая небольшой глоток из наполненной им кружки, мы показывали новобранцу, что полностью доверяем ему. И разделяем нелёгкую ношу его судьбы. Этакое своеобразное «принятие в семью», если так можно сказать.
Перед выходом из порта Дрейк у нас с Бернардом состоялся весьма долгий разговор на эту тему. В котором старый сержант пояснил, что отряд довольно долго
С одной стороны, мы могли стать самыми обыкновенными циничными головорезами, как большинство наёмничьих шаек. Где каждому глубоко и искренне плевать на то, какую работу он выполняет, как дела у его боевых товарищей и что их ждёт завтра. Главное, чтобы хорошо платили и работа была не слишком уж рискованная.
Плюсы у такой схемы были очевидны. Такой шайке можно было отдать приказ почти любой степени мерзотности, и они с радостью его выполнят, если посулить им денежную премию. К потерям такой отряд тоже будет почти безразличен. Наёмникам будет наплевать на тот факт, что их командир меняет бойцов, как перчатки. Главное, чтоб платил щедро и вовремя. Бунт, в случае если ты обойдёшься с кем-то из них не по справедливости тоже был почти исключён. Так что в каком-то смысле такой тип командования давал серьёзную степень свободы. Конечно, до тех пор, пока у тебя были деньги, и пока некоторым из наёмников не пришла в голову мысль, что проще забрать всю казну силой, чем получать её по частям в виде жалования.
Минусы, впрочем, тоже были. И весьма серьёзные. Как только кончатся деньги или запахнет серьёзной опасностью — все солдаты моментально разбегутся. Такие не пойдут вытаскивать тебя из застенков храмовников, опасного подземелья или какой-нибудь другой не менее «приятной» задницы. А, кроме того… Их очень легко перекупить. Достаточно лишь предложить большую цену.
Вторым вариантом было создать нечто вроде боевого братства. Этакой своеобразной семьи, где все друг за друга горой и проблемы одного члена отряда очень быстро становятся проблемой всех. Плюсы были очевидны. Узы такого отряда не завязывались на тугом кошеле, висящем на поясе у их командира. Да и своего в беде они не бросят, случись что. Так что я смело мог рассчитывать на их помощь в серьёзной ситуации. Да и с поля боя такие не драпанут, оголив фланги товарищей. Скорее уж начнут драться вдвое яростнее, пытаясь отбить раненых или отомстить за убитых.
Но и минусы были существенные. В плане командования у меня оставалось совсем немного свободы. Приходилось почти во всех вопросах опираться на мнение коллектива. И если коллектив вдруг решит, что с кем-то ты обошёлся не по совести, он может очень крепко с тебя спросить. Потери такой отряд тоже будет воспринимать тяжело. Любая смерть будет восприниматься, как гибель члена семьи. И с нашей «текучкой» кадров это может стать серьёзной проблемой. Единоличные решения по поводу дальнейшей судьбы кампании уже не попринимаешь. Придётся учитывать мнения всех. Или хотя бы делать вид, что учитываешь. Кроме того, нужно поддерживать командный дух, соблюдая целую кучу таких вот маленьких и не очень традиций, что тоже отнимало порядочно сил и времени. И самое сложное — приходилось играть роль этакого отца-командира. Что мне давалось невероятно сложно. Сказывались небольшой опыт и возраст доставшегося тела. Попади я в старого, убелённого сединами дядьку — было бы значительно проще.
Выбрал я именно второй вариант, несмотря на все те сложности, которые он сулил. В конце концов отряд уже некоторое время двигался именно по этому пути, да
Кружка дошла до меня. Я пригубил терпкое, кисловатое вино и передал сосуд Айлин. Девушка тоже сделала небольшой глоток. Передала сосуд дальше. Посмотрела на меня. Молча кивнула. Ловко выбралась из-под плаща и направилась к одному из фургонов. Тому, где лежала её персональная лютня.
Мы всё-таки выкроили время в столице и выбрались за ней в местный квартал ремесленников. Пришлось, правда, поискать того, кто захочет её продать. Товар был штучным и не шибко ходовым. Такое делали обычно под заказ, но тут пришлось бы ждать несколько недель. По счастью нам удалось нарваться на плотника, который раньше тоже любил побренчать. Он то и продал нам свой старый инструмент, заломив за него преизрядную цену.
Но приобретение того стоило. Во-первых талант Айлин не пропадал зазря. А во-вторых мы получили ещё один небольшой ритуал, который здорово поднимал боевой дух отряда. Что может быть лучше песен у костра под гитару после долгого и трудного перехода? И пусть вместо гитары у нас была лютня, а вместо хриплого баса умудрённого опытом и слегка выпившего мужика — мелодичный голос девушки, посиделки получались ничуть не хуже, чем в настоящей жизни. И лишь одно обстоятельство немного портило благолепную картину все последние дни. Тоскливый и протяжный вой ветра, вплетавший свои аккорды в слова её песен. Ну да не просто же так эти степи называли «воющими».
Ночь прошла беспокойно. Стоило мне закрыть глаза и провалиться в тягучую, тяжёлую дрёму, как вновь нахлынули видения. Но на сей раз это не были отрывки беспорядочных образов, из которых состоит обычный ночной кошмар. Теперь явился лишь один. Настолько чёткий и ясный, будто бы я видел его своими глазами. Стоял прямо перед ним и… Смотрел. Наблюдал. Изучал.
Это был разлом. Нет, не какая-то трещина в земле или скале. Разлом струился по самой ткани реальности, открывая путь… Свету. Нестерпимому, яркому и обжигающему. Но в то же время манящему, желанному. Обещающему силу и… единение. Единение с некоей высшей сущностью. Растворение в ней, сулившее покой и умиротворение, которых мне так не хватало в этом суматошном жестоком мире.
Зов. Именно так это ощущалось. И я был почти не в силах ему сопротивляться. Хотел шагнуть вперёд, в эту пропасть. И лишь тоненькая, пульсирующая ниточка мысли, отчаянно пульсировавшей на задворках сознания, удерживала меня от этого рокового шага. «Ты обретёшь покой, но потеряешь самого себя» — изо всех сил вопила она, пытаясь перекричать голос зовущего света. Этого хватало, чтобы не дать мне сорваться в бездну. Не было недостаточно, чтобы я мог развернуться и уйти.
Из разлома показалась рука. Нет… Не рука. Человеческую руку она лишь отдалённо напоминало. На деле же это была длинная и тощая когтистая лапа, сотканная из материи света. Вцепилась в чёрную, рыхлую землю. Заскребла по ней. За первой показалась вторая. Больше напоминавшая лапу медведя или тигра. Взрыхлила влажный мох, усеянный крохотными ниточками травы. Вцепилась в крепкие корни дерева. И зелёный гигант… беззвучно взвыл от боли и ужаса. То, что коснулось его… было чуждо его природе. Было чуждо всему, что ходит, ползает, летает или шелестит листьями под этим небом. Но… Не чуждо природе моей.