Дорога сильных. На пороге мира
Шрифт:
— Мы где?
— В старой деревне.
Ваня нахмурился. Соображала голова плохо, но все же он помнил, что проводник настоятельно не советовал сюда ходить.
— Но…
— Да, ее бросили, и давно. Да, из-за иных тварей. Но охотники ночуют тут иногда… когда иного выбора нет.
— Значит, из-за меня.
Она не стала отрицать, лишь пожала плечами.
— А где остальные?
— К ночи готовятся.
— А…
— Знаешь, Снур велел тебе отдыхать.
— К черту Снура.
Девушка ухмыльнулась.
— Конечно, к черту. Но отдыхать тебе
— Но…
— Спи.
Она наклонилась вперед, ее ладошка накрыла глаза. Непривычно, но весьма приятно было ощущать и тепло это, и заботу.
— Спасибо, — одними губами прошептал он.
И не увидел, но почувствовал, что девушка улыбнулась.
Линда
Сырые сумерки подкрались быстро. Ветер трепал деревья и траву, холодной ладонью пробирался под рубаху, заставляя ежиться от каждого порыва. Деревня безлюдная, мертвая, ветхие дома разинули бездверные рты, словно ждут кого неосторожного и беспечного. Тепло и свет лишь там, за спиной, в жилище пусть и небольшом, но крепком.
И зябко под открытым небом, и опасно, и надо бы идти в дом, но Линда никак не могла заставить себя сделать шаг за порог. Почему-то хотелось стоять здесь, вдыхать холодный воздух, вздрагивать и смотреть на темную громаду леса, обступившего со всех сторон. Иногда казалось, что темнота смотрит на нее и ждет, но девушка встряхивала головой, и ощущение пропадало. Все становилось как прежде — серая ночь, пустота, северный ветер.
Скрипнула за спиной дверь, Линда оглянулась через плечо. Витька. И шерстяной плащ в руках. Куснула губу, пытаясь сдержать улыбку, но та предательски поселилась на лице.
— Замерзла?
— Угу. Греть будешь?
— Буду, — невозмутимо отозвался парень и укрыл ее плечи.
«Только не уходи» — взмолилась мысленно.
Не ушел, словно услышал. И даже ладони не убрал, и их тепло чувствовалось через ткань, заставляя сердце стучать быстрее. Хотелось качнуться назад, прижаться всем телом, но девушка замерла, уставившись перед собой, вглядываясь в темноту и не видя ее.
— Знаешь, Лин, не хочу тебя пугать, но лучше бы нам в этом лесу не задерживаться. Что-то грядет.
— Грядет… — эхом отозвалась девушка и продолжила неожиданно зло, — это что-то ползет, бежит и, возможно, даже летит к нам. Оно так и жаждет вонзить зубы в наши теплые тушки, насладиться кровью и агонией умирающих тел. Поохотиться мы пришли, как же! Как бы самим добычей не стать.
— М-да, ты сама кого угодно запугаешь.
— Пфф! Вик, ты меня знаешь, я не неженка, но… сейчас я боюсь. Мутное все это дело. Ладно — мы, без году неделя тут, ничего не знаем, пороху не нюхали. Но гьярравары! Охотники! Они же местные. И все едва ли не в голос твердили, что зверь этот напасть не может. Вот не может, и все!
— Не должен был, — поправил Виктор. — Повадки другие. И да, нас слишком много, на такие группы в одиночку не нападают.
— Так что же, все мы идиоты, раз так ошибались? Или зверь бешеный суицидник?
— Не знаю,
Девушка вздохнула и поежилась, парень шагнул вперед, обнимая поверх скрещенных под грудью рук. Улыбнулась и все-таки сделала то, что хотела: расслабила плечи, прижимаясь плотнее.
— Ты, похоже, совсем замерзла.
— Наверное. Но ты теплый, как печка.
— Значит, придется греть дальше.
— Эй! Придется? — возмутилась Линда и дернула плечами, пытаясь вывернуться из объятий. — Не хочешь — не надо.
Витька лишь хмыкнул и обнял крепче.
— Хочу, — дохнул прямо в ухо, и девушка почувствовала, как краснеет.
Закусила губу, чтобы глупость не ляпнуть. Подышала и лишь потом сказала:
— Вик, знаешь, почему я не рвусь в дом? Там охотник. И гьярравары. Смотрят на нас, как на детей. А я… я наконец-то понимаю Рейнара. Он говорил, что мы слишком расслаблены, и был прав. Да, расслаблены и беспечны. Играем в свои мелкие игры и, кажется, до сих пор не верим в то, что происходит. Мы — дети сытого мира, и все это для нас — слишком. Но эта наивность… невинность даже… она хороша, когда ты в безопасности. Когда можешь доверять — людям, миру. Но не здесь. Не сейчас.
— Ты знаешь, что мы изменимся. Приживемся. И коситься на нас перестанут.
Линда улыбнулась грустно темноте в лесу.
— Знаю. Только… запомни меня такой, какая я есть, ладно? Кажется, завтра все будет иначе. У меня такое чувство, будто я стою у какой-то черты, и стоит преступить ее, как я изменюсь — и потеряю кое-то важное.
— Невинность?
— Да ну тебя! Я серьезно.
Он обнял ее крепче.
— Кажется, это называют взрослением.
— Кажется, я не хочу!
— Не хандри, Лин. Все будет хорошо.
— Твой оптимизм не уместен, — проворчала Линда. — Мы посреди мрачного леса, полного злобных иных тварей. Нам тут ночевать, а потом еще обратно переться.
— Все у нас будет хорошо, — отчетливо повторил Виктор, не выпуская ее из объятий.
Ткнулся носом в ее макушку, губы обозначили легкий, почти невесомый поцелуй. Девушка выдохнула.
Вот как он это умеет — взвинтить ее, а потом успокоить в два счета? Так уютно теперь, так тепло… кажется, всю ночь можно здесь провести.
— Эй, голубки, харе обжиматься!
Линда вздрогнула, Виктор отозвался холодно:
— Дэн, ты не вовремя.
— А я-то что? Тэн Снур всех зовет.
Девушка выдохнула шепотом, словно Ваня до этого:
— К черту Снура.
Но в дом пошла.
Денис
Лежанок вдоль стен не то, что на всех, даже на половину народа не хватило. Конечно, одну выделили Ваньке, а другую Линде. Дэну досталось место на двоих с Тимуром. Когда-то такое соседство его бы возмутило — казалось, что мелкий парнишка занял большую часть постели, — но шатания по лесу так утомили, что Денис вырубился, едва голова коснулась мешка, заменяющего подушку. И ни напряжение вечера, ни перспектива провести ночь в темных землях ему не помешали.