Дорога скорби

Фрэнсис Дик

– Кто вы, черт побери? Вы не из шишек "Топлайн фудс" и к тому же слишком хорошо одеты.

Сам он был одет в черную атласную рубашку, щеголял длинными волосами и золотой серьгой. Сорок пять лет, плавно переходящие в пятьдесят, подумал я, и все еще цепляется за извращения ушедшей молодости. Однако не слабак.

Жесткие черты молодого-старого лица.

– Вы делаете рекламу для "Топлайн", – сказал я.

– Ну и что? А если вы один из их нытиков-бухгалтеров, присланных попросить о лучших условиях, то ответ таков. Это не наша вина, что вы не можете

получить выгоду от этих фильмов, потратив на них миллионы. Во всех них лучшие исполнители, бриллианты. Так что возвращайтесь к своему мистеру Оуэну жмоту Йоркширу и скажите ему, что так дела не делают. Нечего скупердяйничать. Если он хочет получать серии о жокеях по той же цене, что и раньше, то пусть присылает чек каждую неделю. Каждую неделю, или мы выкинем эти серии, ясно?

Я кивнул. Ник Кросс продолжал:

– И скажите ему, чтобы он не забывал, что в рекламе вся магия заключается в монтаже, а монтаж делается последним. Нет чека – нет и монтажа.

Нет монтажа – нет магии. Нет магии – нет поступлений. Нет поступлений значит, мы с тем же успехом можем свернуть все прямо сейчас. Вы это поняли?

Я снова кивнул.

– Тогда уматывайте обратно в "Топлайн" и скажите им, что не будет чека – не будет монтажа. А значит, не будет и кампании. Ясно?

– Да.

– Чудно. Выметайтесь.

Я покладисто убрался, но, не видя срочной необходимости уходить совсем, от его кабинета я направился в противоположном выходу направлении и стал слоняться между техническими отделами.

Я прошел в открытую дверь, сквозь которую виден был экран. На нем мелькали начальные кадры ролика, в настоящее время пожинавшего хвалы критиков и феноменальные успехи в области распродажи. Это был взрыв картинок протяженностью в три секунды, за которым следовал более длинный интервал черноты. Три секунды действия. Десять секунд мрака.

Я остановился, глядя на экран. В поле моего зрения появился мужчина и тоже увидел меня.

– Да? – спросил он.

– Вы что-нибудь хотели?

– Это одна из реклам горного мотоцикла? – спросил я, кивая на экран.

– Будет, когда я ее смонтирую.

– Потрясающе, – сказал я и осторожно сделал полшага за его порог.

– Могу я посмотреть на это немного?

– Кто вы, вообще-то?

– Из "Топлайн фудс". Приходил к Нику Кроссу.

– А. – В этом единственном слоге крылся целый мир понимания; понимания, которое я решил немедленно переместить из его мозга в свой.

Он был моложе Ника Кросса и не одевался вызывающе, как рокзвезда. Его уверенность сплеталась из сумасшедшего мелькания трехсекундных кадров и остроумной неслучайности их наложения; ему не нужно было цеплять серьги.

Я процитировал лозунг мотоциклетной кампании:

– Каждый ребенок младше пятидесяти лет хочет к Рождеству горный мотоцикл.

Он поколдовал с кадрами и бодро сказал:

– Теперь у меня раскошелятся даже дьяволы из ада.

– Вы работаете и для рекламы "Топлайн"? – спокойно спросил я.

– Нет, слава Богу. Там работают мои коллеги. Восемь месяцев блестящей работы, достойной премии, бездельно валяется в коробках

на полках. Никаких премий нам, а ваши боссы совсем в дерьме сидят, верно? Деньжата истрачены, и все псу под хвост. И все потому, что какой-то мелкий урод жизни подвел под арест самого козырного мэна за то, чего тот не делал.

У меня перехватило дыхание, но парень не имел ни малейшего представления о том, как выглядит этот "урод жизни". Я сказал, что лучше, пожалуй, пойду, и он рассеянно кивнул, не отрывая глаз от своей работы.

Я продолжал обшаривать эту твердыню, пока не уткнулся в две большие двери; на одной сообщалось: "Студия звукозаписи. Соблюдать тишину", а другая, открывающаяся наружу нажатием на ручку, была помечена как "Запасной выход". Я приоткрыл эту дверь и снаружи, на открытом воздухе, увидел, как большой желтый подъемный кран переносит красную спортивную машину, подцепив ее за ведущую ось. Вокруг него суетились операторы с камерами. Работа шла.

Я вернулся назад. Никто не обратил на меня внимания, пока я шел к выходу. В конце концов, это был не валютный банк, а фабрика грез. Никто не может похитить грезы.

Стены вестибюля, как я заметил при входе, были увешаны афишами старых и новых "роликов-открой-кошелек", всех престижных рекламных кампаний, завоевавших призы. Я слышал, что рекламные кампании сейчас расценивались как вполне нормальная ступень в карьере режиссеров и актеров. Один день продаешь кукурузные хлопья, другой играешь Гамлета. "Интрамайнд имейджинг" может стать важной вехой на твоем пути.

Я поехал в центр Манчестера и анонимно заказал себе просторный уютный номер в отеле "Корона-Плаза". Дэвис Татум будет оплачивать расходы, но, если необходимо, я могу заплатить и сам. Я хотел принять душ, заказать еду в номер и побаловать себя – и плевать на цену.

Я позвонил Татуму домой и попал на автоответчик. Я попросил его перезвонить мне на сотовый и повторил номер, а потом уселся в кресло посмотреть по телевизору скачки – гладкие скачки в Эскоте.

На ипподроме Эллиса не было видно. Комментатор упомянул "смехотворный" суд над ним, каковой должен состояться через три дня, в понедельник.

Сид Холли, сказал он, благоразумно не высовывается, поскольку половина поклонников Эллиса жаждет его крови.

Эта маленькая шпилька была получена от комментатора, который не так давно именовал меня чародеем и силою добра. Времена меняются; они всегда меняются. Вот на экране фотография: улыбающийся Эллис, а рядом я – без шлема, но еще в жокейских цветах.

– Они так долго были лучшими друзьями, – горестно вещал комментатор. – Теперь они лягают и бодают друг друга, словно быки. Чтоб ему пусто было, подумал я. Я также надеялся, что миссис Зеленый Джемпер, Марша Роуз, миссис Доув, Вилли Парот, шофер "Интрамайнд", Ник Кросс и монтажер не включили телевизоры и не смотрят скачки в Эскоте. Я не думал, что мимолетный взгляд Оуэна Йоркшира, скользнувший по моему комбинезону, оставил хоть что-то в его памяти, но остальные должны запомнить меня на день или два.