Дорога Славы (сборник)
Шрифт:
Солнце соскользнуло за отдаленную дюну, и сразу после этого по ним хлестнул холодный ветер. Дальние края растения поднялись и начали сворачиваться, окружая их.
— Френк, если прыгнуть, еще можно будет выбраться отсюда, — нервно сказал Джим.
— Я остаюсь. — Тем не менее Френк со страхом смотрел на приближающиеся листья.
— Мы задохнемся.
— Возможно. Но это лучше, чем замерзнуть.
Внутренние листья сворачивались быстрее наружных. Один такой лист, четырех футов в ширину и, по крайней мере, десяти футов а дайну, поднялся перед Джимом и начал изгибаться, пока не коснулся
— Френк, — резко сказал Джим, — они задушат нас!
Френк боязливо посмотрел на широкие листья скручивающиеся вокруг них.
— Джим, — сказал он, — присядь. Раздвинь пошире ноги и возьмись за мои руки. Сделаем арку.
— Зачем?
— Чтобы у нас осталось как можно больше свободного пространства. Быстрее!
Джим торопливо протянул руки. Выставив локти и колени, они обозначили границы сферического пространства около пяти футов в диаметре. Закрывающиеся листья плотно облегали их, но давление было недостаточным, чтобы раздавить ребят. Вскоре все пространство вокруг них было покрыто листьями, и мальчики оказались в кромешной темноте.
— Френк, — спросил Джим, — мы можем теперь двигаться?
— Нет! Пусть наружные листья встанут на свое место.
Джим довольно долг сохранял неподвижность. Чтобы хоть как-то определить время, он начал считать до тысячи. Он уже перешел на вторую тысячу, когда Виллис зашевелился между его ног.
— Джим-мальчик, Френк-мальчик — приятно и тепло, да?
— Да, Виллис. — согласился он. — Что ты скажешь, Френк?
— Я думаю, что нам уже можно расслабиться. — Френк опустил руки; лист, принявший форму потолка, сразу загнулся, свесился вниз и коснулся его в темноте. Френк инстинктивно шлепнул по нему: тот отступил.
— Уже становится душно, — сказал Джим.
— Не волнуйся. Относись ко всему спокойно. Не дыши глубоко. Не говори и не двигайся, так мы будем расходовать меньше кислорода.
— Какая разница, когда мы задохнемся, — через десять минут или через час? Френк, мы просто сошли с ума, когда залезли сюда; нет никакой надежды, что мы продержимся до утра.
— Почему не продержимся? Я читал в книге, что давным-давно в Индии человека живьем закапывали в землю на целый день и даже на неделю, а когда откапывали, он был еще живой. Их называли факирами.
— Правильнее будет “фальсификатор”. [101] Я не верю этому.
— Я же говорю тебе, что сам читал об этом в книге.
— Ты считаешь, все что написано в книгах — правда?
Френк задумался, прежде чем ответить.
— Лучше бы это было правдой, потому что это единственная наша надежда. Теперь ты замолчишь? Если ты будешь продолжать болтать, мы быстро используем весь воздух и умрем. Это будет твоя вина.
Джим замолчал. Единственное, что он мог слышать, это дыхание Френка. Он протянул руку и потрогал Виллиса; прыгун втянул все свои отростки. Он свернулся в ровный шар и, по-видимому, спал. Дыхание Френка изменилось; из его горла вырывался раздражающий хрип.
101
Игра
Джим попытался заснуть, но не смог. Абсолютная темнота и тяжелый воздух, словно огромный вес, давили на него. Он снова пожалел о своих часах, проигранных деловым талантам Смита; он чувствовал: если бы он мог знать, сколько времени и сколько осталось до рассвета, он бы выстоял.
Он убедил себя, что ночь уже прошла или почти прошла, и начал ждать, когда гигантское растение развернет свои листья. Он подождал немного, потом еще и еще, уговаривая себя: “вот еще несколько минут”, и наконец, решив, что прошло два часа, запаниковал. Он знал, какой был поздний сезон, знал, что пустынная капуста зимует простейшим способом — не разворачивается всю зиму. По-видимому, они с Френком нашли приют в капусте в ту самую ночь, когда она впала в зимнюю спячку.
Двенадцать долгих месяцев, более трехсот дней пройдет до того момента, когда растение раскроется под весенними лучами солнца и освободит их — мертвых. Он был уверен в этом.
Он вспомнил о карманном фонарике, который он подобрал в первом убежище. Эта мысль немного успокоила его, заслонив на мгновение все страхи. Он наклонился вперед, закинул за спину руку и попытался достать сумку, все еще висевшую у него на плечах. Листья свесились над ним; он ударил по ним, и они снова отступили. Он дотянулся до фонарика, вытащил его и включил. Луч фонарика ярко осветил стесненное пространство.
Френк перестал храпеть, моргнул и сказал:
— В чем дело?
— Я вспомнил о нем. Хорошо, что я взял его, да?
— Лучше выключи его и спи.
— Он совсем не расходует кислород, а с ним я чувствую себя лучше.
— Может, тебе и лучше, но чем дольше ты будешь бодрствовать, тем больше израсходуешь кислорода.
Джим вдруг вспомнил о страхе, охватившем его перед тем, как он включил свет.
— Я считаю так. Все равно нет никакой разницы… — и он рассказал Френку о своем убеждении, что они пойманы в ловушку и теперь навсегда останутся в растении.
— Нонсенс! — сказал Френк.
— Сам ты нонсенс! Почему оно не раскрывается?
— Потому, — сказал Френк, — что мы сидим здесь не более часа.
— Что?
— Не более часа. А теперь замолчи и дай мне спать. И свет выключи. — Френк снова опустил голову на колени.
Джим замолчал, но свет не выключил. Он утешал его. Кроме того, внутренние листья, имеющие досадную тенденцию свешиваться над их головами, теперь отступили и прочно прилипли к плотной стене, сформированной наружными слоями листьев. Бессмысленный рефлекс, управляющий движениями растения, старался подставить максимум поверхности под луч карманного фонарика.
Джим не стал анализировать это, его познания в фотосинтезе и фототропизме были поверхностны. Он просто принял к сведению, что после включения света здесь стало чуть-чуть просторней и листья больше не свешиваются над головой. Он поставил фонарик около неподвижного Виллиса и попытался расслабиться.
Со светом здесь казалось не так душно. У него даже возникло ощущение, что давление немного поднялось. Он даже хотел снять маску, но воздержался от этого. Теперь, немного успокоившись, он стал засыпать.